Глава 1
Портрет Веры Варламовой
Раздался звонок – и оголодавший восьмой класс, побросав изложения Ирине Борисовне на стол, ринулся к дверям. У дверей свои правила: они выпускают строго по одному, но моих одноклассников это не останавливало, они напирали, толкались, шумели и трещали, наверстывая за перемену все то, о чем пришлось молчать на уроке.
Зяблик даже взглядом со мной не перекинулась: мы больше не дружили, вернее, это она со мной не дружила. Она теперь с Машей Русаковой и Ниной Щукиной, потому что с ними круче, чем со мной. Даже косу стала заплетать такую же, как у них, – ободком вокруг головы. Они, в общем, не возражали, чтобы Зяблик за ними бегала, в ней была своя польза: она хорошо училась, не надоедала и вела себя тихо – все-таки внучка завуча. Маленькая, юркая, с тонким голоском – вылитый зяблик.
Между Антоном и Трошей Копановым опять произошла стычка, но никто не обратил на это внимания. Привыкли.
У Антона было два несчастья: очки и астма. Троша придумал ему много прозвищ: Астмач, Туберкулез, Тубер, Дохлый… Он донимал его даже сильнее, чем Стёпкина, которого держал в роли ручной обезьянки. Но Стёпкина жалеть как-то не получалось, да он и рад был прислуживать.
Несмотря на маленький рост, Троша был коренастый и жилистый, с длинными перекачанными руками и какими-то слишком взрослыми для четырнадцатилетнего парня кулаками. Прямоугольное лицо он, как нарочно, вытягивал, придавая ему напряженное и враждебное выражение. В бледных голубых глазах всегда сквозила издевка. А на лоб свисали три светлых, каких-то детских завитка. Он их то и дело прятал под капюшон, а они все равно вылезали.
Копанов припечатал высокого Антона к доске, приставил к его горлу острый локоть и что-то угрожающе зашипел.
Изо всей школы одна Ирина Борисовна никак не могла привыкнуть к Троше. Она привстала и негромко, но с беспокойством спросила:
– Мальчики, что у вас случилось?
Трошу это всегда обезоруживало: другие учителя сразу начинали орать.
– Ничего, – буркнул он, отпустил Антона и нехотя скрылся в коридоре.
Антон поправил очки, одернул мятую клетчатую рубашку и виновато на меня посмотрел.
«Опять», – сказала я одними глазами.
Он пожал плечами: мол, ерунда, и ушел.
Мы с Ириной Борисовной переглянулись. Она опустила глаза и, как бы коря себя, качнула головой. Со вздохом собрала изложения в стопку и, выравнивая, постучала по столу.