Дом, в котором никто не живет, ветшает; места, где не бывают люди, приходят в запустение.
Совсем скоро сад дворца Чанчунь заполонили сорняки.
Хунли стоял посреди цветника, в котором буйно разросшиеся дурные травы отдавали поклоны под порывами ветра.
– Я знаю, Жунъинь была твоей первой женой, и ее уход не мог не причинить тебе боли, – успокаивающе произнесла вдовствующая императрица-мать. – Но прошло уже немало времени, пора утешиться.
Хунли наклонил голову, рассматривая цветы жасмина у ног. Пока в мире есть хоть одна ветка жасмина, император никогда не забудет о женщине, что была такой же чистой и элегантной, как этот цветок.
– Императрица – управительница шести дворцов, ее пост не может пустовать вечно. Рано или поздно тебе придется избрать новую главную супругу, – продолжала мать. – И супруга Сянь подойдет на эту роль как нельзя лучше: хоть она пока и не произвела на свет наследника, зато превосходит остальных в гареме по положению и авторитету.
– Все так, матушка. – Хунли вздохнул. – Я просто… Я просто чувствую, что виноват…
– Ваше императорское величество! – Вдовствующая императрица, как никто другой, понимала его чувства, но не собиралась потакать сыну в слабости, а потому назидательно и строго произнесла: – Былым сожалениям место в прошлом, а сейчас следует обратить свое сочувствие на тех, кто все еще рядом!
Хунли долго смотрел на белые цветы среди диких трав, после чего удрученно вздохнул.
= Спустя три дня во дворце Чэнцянь =
«Отданная за меня во времена правления моего высочайшего деда, наложница Шушэнь из рода Нара внимательна в обращении, изысканна в воспитании, покорна наставлениям вдовствующей императрицы и способна стать образцовой матерью Поднебесной, а потому сейчас, когда окончен срок траура, достойна занять положение императрицы. Да будет по воле моей, супруга из рода Нара становится императрицей…»
Отослав евнуха, передавшего приказ, Чжэньэр в приподнятом настроении вернулась в опочивальню, но, едва толкнув дверь, застыла на месте.
Облаченная в наряд императрицы, благородная супруга Сянь стояла перед зеркалом и говорила своему отражению:
– Вот ты наконец и стала императрицей.
Однако, несмотря на радостное известие, на ее лице не было и следа довольства.
– Матушка… – Благородная супруга Сянь погладила поверхность зеркала рукой и пробормотала: – Твоя Шушэнь уже не та слабая и беспомощная девчонка, что прежде. Теперь я императрица, хозяйка шести женских дворцов, мать Поднебесной! Тебе больше не пришлось бы жить в нужде и терпеть чужие насмешки. Я отстояла твою честь и не обманула ожиданий.
Она говорила, и слезы катились по ее лицу.
– Почему ты не со мной? Почему ты не можешь своими глазами увидеть этот наряд? Почему… не придешь похвалить и обнять меня, мама… мама…
Она прикрыла лицо рукой, ноги ее подогнулись. Она опустилась на колени перед зеркалом, слезы текли между пальцами.
Чжэньэр вздохнула про себя, осторожно прикрыла дверь и встала на страже: никто не должен был увидеть и услышать благородную супругу Сянь в момент слабости.
Дела государственные тесно соседствуют с семейными: пока появление новой императрицы должно было изменить жизнь страны, жизнь одной семьи менялась из-за военного похода.
– Дайте мне умереть! Дайте мне спокойно умереть!
В особняке Фуча царил переполох. На висках Эрцин выбились пряди, а в руках плясал кинжал. Казалось, она мечтала покончить с собой.
Столпившиеся вокруг домашние, каждый на свой лад, утешали и отговаривали ее. Дуцюань уже вспотела от волнения и, завидев вошедшего Фухэна, стремглав бросилась к нему со словами:
– Молодой господин, наконец-то вы здесь! Молодая госпожа, как узнала, что вы едете в Цзиньчуань, так разволновалась, говорит, что лучше ей умереть, чем смотреть, как вы так собой рискуете. Скорее, помогите нам ее отговорить!
Фухэн смерил Эрцин взглядом и безразлично произнес:
– Как я вижу, на деле-то ты вредить себе не собираешься?
Эрцин и правда ломала комедию, вовсе не собираясь убивать себя, так что пришлось отбросить кинжал и зарыдать:
– Фуча Фухэн, я, твоя жена, последней узнаю о таком серьезном деле, как твой поход в Цзиньчуань… Теперь же оказывается, что ты еще и смерти моей желаешь. Да есть ли в тебе хоть капля человечности?
Слугам было не по себе от их ссоры, и Дуцюань тихо попросила:
– Молодой господин, войдите в положение, госпожа ведь и правда беспокоится…
– Беспокоится обо мне? – Фухэн рассмеялся. – Нет, она боится остаться вдовой, ведь тогда ее высокое положение и богатство обратятся в прах.
Эрцин фальшиво возмутилась:
– Что ты такое говоришь?!
Но Фухэн и бровью не повел.
– Хочешь сказать, я неправ?
Смущенная тем, как легко он разгадал ее помыслы, Эрцин разозлилась, подняла кинжал и нацелила на него.
– Уж лучше я отрежу тебе руку, посмотрим, как ты тогда отправишься в бой на верную смерть!
Но куда ей, изнеженной придворной даме, было тягаться с воином? Легкий удар – и Эрцин, закричав от боли, выронила оружие.