– ЭББИ—
Обратная дорога к дому Натэниела заняла больше времени, чем следовало. Или, может быть, мне просто показалось, что она заняла больше времени. Может быть, это были нервы.
Я задумчиво наклонила голову.
Может быть, не совсем нервы. Может быть, предвкушение.
Предвкушение того, что после недель разговоров, недель ожидания и недель планирования мы наконец-то здесь.
Наконец-то вернулись.
Я подняла руку и коснулась ошейника – ошейника Натаниэля. Кончики моих пальцев пробежались по знакомым линиям и ромбам. Я повертела головой из стороны в сторону, заново знакомясь с ощущениями от ошейника.
Не было слов, чтобы описать, что я чувствовала, снова надевая ошейник Натаниэля. Самое близкое, что я могла придумать, – это сравнить его с пазлом. Последний кусочек пазла наконец встал на место. Да, последние несколько недель мы с Натэниелом жили как любовники, но мы оба чувствовали себя неполноценными. Его воспоминания обо мне – его стремление вернуть меня – были тем, чего не хватало. Это звучало странно даже для меня, но я, наконец, почувствовала, что снова принадлежу ему.
Наконец нанятая машина подъехала к дому Натаниэля и остановилась на его длинной подъездной дорожке. В окнах замигали огни. Он установил таймер, ожидая моего прибытия в темноте. Такой маленький жест, но трогательный. Та, которая, как и многое из того, что он делал, показывала, что он постоянно думает обо мне.
Я позвякивала ключами, когда шла по подъездной дорожке к его парадной двери. Мои ключи. От его дома. Неделю назад он подарил мне связку ключей. Я не жила с ним, но проводила в его доме довольно много времени. Он сказал, что для меня имеет смысл только иметь возможность входить самой или запирать дверь, когда я ухожу.
Аполлон, золотистый ретривер Натаниэля, бросился на меня, когда я открыла дверь. Я погладила его по голове и выпустила погулять на несколько минут. Я не стала задерживать его надолго – я не была уверена, что Натаниэль вернется домой раньше, но если он вернется, я хотела быть на месте. Я хотела, чтобы эти выходные прошли идеально.
– Останься, – сказала я Аполлону, заглянув на кухню, чтобы наполнить его миску водой. Аполлон выполнял все приказы Натаниэля, но, к счастью, на этот раз он послушался меня. Обычно он поднимался за мной по лестнице, но сегодня это было странно.
Я быстро вышла из кухни и направилась наверх, в свою старую комнату. Комнату, которая будет моей по выходным.
Я разделась, сложив одежду аккуратной стопкой на краю двуспальной кровати. В этом мы с Натэниелом были согласны. Я делила с ним постель с воскресенья по четверг в любое время, когда оставалась на ночь, но в пятницу и субботу я спала в комнате, которую он зарезервировал для своих сабмиссивов.
Теперь, когда в будние дни у нас были более традиционные отношения, мы оба хотели быть уверены, что по выходным у нас будет правильный настрой. Нам обоим было бы легче поддерживать этот настрой, если бы мы спали раздельно. Для нас обоих – да, но, возможно, для Натаниэля это было особенно важно. Он редко делил постель со своими сабмиссивами, и романтические отношения с одной из них были для него в новинку.
Я голой вошла в игровую комнату. В прошлые выходные Натаниэль водил меня по комнате, объясняя, обсуждая и показывая то, чего я никогда не видела, и несколько предметов, о которых никогда не слышала.
По сути, это была скромная комната – деревянные полы, темно-коричневая краска, красивые шкафы вишневого цвета и даже длинный стол, вырезанный из дорогого дерева. Однако цепи и кандалы, обитые кожей скамья и стол, а также деревянная скамья для битья выдавали назначение комнаты.
Под свисающими цепями меня ждала одинокая подушка. Я опустилась на него на колени, приняв ту позу, в которой, как объяснил Натаниэль, я должна была находиться всякий раз, когда ждала его в игровой комнате: ягодицы опущены на пятки, спина прямая, правая рука лежит поверх левой на коленях, пальцы не переплетены, голова опущена.
Я занял позицию и стал ждать.
Время медленно шло вперед.
Наконец я услышал, как он входит через парадную дверь.
“Аполлон”, – позвал он, и хотя я знал, что он произнес имя Аполлона, чтобы снова вывести его на улицу, другой причиной было предупредить меня, кто вошел в дом. Чтобы дать мне время подготовиться. Возможно, для того, чтобы он прислушался к шагам наверху. Шаги, которые сказали бы ему, что я не готова к его приходу. Я почувствовала гордость, что он ничего не услышит.
Я закрыла глаза. Осталось совсем немного времени. Я представила, что Натаниэль делает – выводит Аполлона на улицу, может быть, кормит его. Раздевался ли он внизу? В своей спальне? Или он пошел бы в игровую комнату в костюме и галстуке?
Неважно, сказала я себе. Что бы Натаниэль ни задумал, все будет идеально.
Я прислушалась – он поднимался по лестнице. Один. Ни одна собака не последовала за ним.
Каким-то образом атмосфера в комнате изменилась, когда он вошел. Воздух стал напряженным, а пространство между нами почти загудело. В этот момент я поняла – я принадлежу ему, да. Я была права в своем предположении. Но еще важнее, пожалуй, то, что он был моим.
