Политика, предопределенная культурным опытом
Вместо предисловия
В периоды войн, социальных катаклизмов и политических столкновений всегда – словно бы из ниоткуда, вдруг – в общественный дискурс мощным потоком врывается история, обостряется коллективная память, становятся политическим фактором места и дела давно минувших дней. Причём неважно, связаны трудные времена с политическим кризисом и выборами в отдельно взятом регионе или внутренние проблемы становятся вызовом и рисками для целой страны. Внезапно остро встают вопросы идентичности, пути, смыслов, а вековые предки и герои оживают и вливаются в ряды участников современных политических дискуссий. Коллективная этническая память актуализируется в пространстве кризисной ситуации как алгоритм, схема восприятия происходящего. Не только и зачастую не столько для политиков, сколько для масс, миллионов обывателей, связанных общей культурой, родством и судьбой. Вчера ещё просто сказка, анекдот, семейные и местные предания, подзабытое скучное школьное образование становятся не «просто сказкой, анекдотом…», а ориентиром и вариантом восприятия происходящего, источником стратегий, реакций, оценок.
Очевидно, что кризисная или конфликтная ситуация является лишь спусковым крючком того, что и в «мирной повседневности» находится в нас и подсознательно, без рациональной рефлексии определяет нашу картину мира, задает обыденные модели поведения миллионов людей в измерениях семьи, локальных территорий, страны. Эта наша «культурная кожа», естественная и такая незаметная в нормальных условиях оболочка, первой болезненно реагирует на любые, даже самые безобидные внешние раздражители, которые вторгаются в привычную повседневность и меняют её атмосферу.
В разгар боев за Артёмовск, или Бахмут, в российском сегменте интернета вдруг вспыхнула дискуссия по поводу того, что за город всё же освобождают наши бойцы. Казалось бы, страшные, кровопролитные сражения, город ещё не освобожден, немало других, куда более насущных тем и вопросов вокруг специальной военной операции (СВО). Но нет, масса серьёзных людей и ведущие телеграм-каналы с миллионной аудиторией: «Бахмут или Артёмовск?» Та же полемика вдруг вспыхнула в только что освобожденном Мелитополе по поводу переименования улиц. Можно предположить, что это вывих вооруженного конфликта, следствие войны информационной и многолетней войны киевского режима с общей советской историей. Можно также предположить, что эти споры возникли не в среде «обычных людей», а исключительно в головах идеологизированных и наэлектризованных войной журналистов, активистов и прочих общественно-политических элементов.
Но вот мирный провинциальный городок Таруса Калужской области в мирном 2020 году вдруг сотряс скандал из-за инициативы депутатов (между прочим, в рамках ранее официально принятой стратегии повышения туристической привлекательности) о возвращении улицам исторических названий. Стихийные митинги и несанкционированные уличные акции местных жителей с плакатами «Мы вам не овощи жить на Огородной!» в маленьком городке на Оке. Мгновенно ставший политическим, скандал вышел на федеральный уровень. Можно и тут предположить: не посоветовались, мол, народные избранники с людьми, а тем документы менять, прописку, по кабинетам бегать – сплошные бытовые неудобства…
Но вот смотрим ведущее региональное информагентство «Псковская Лента Новостей» в феврале 2023 года и читаем, как в деревне Хредино Новосельской волости Струго-Красненского района местные жители за три дня собрали 80 подписей против инициативы даже не местной власти, а своего же соседа переименовать деревню в другое, благозвучное название, собрались на сход (общественные слушания) и официально провалили непонятную инициативу. Вот так, на собрание собственников жилья не соберешь и половину подъезда, как ни зови, а тут без всяких управляющих компаний в чистом виде местное сообщество и гражданское самосознание в обычной русской деревеньке! Думается, что в деревнях Тупицыно, Слезы или в уездном городке Пыталово мгновенный «гражданский активизм» был бы точно таким же. Эти примеры – схожие в совершенно разных ситуациях и контекстах: мирных или критических, в городе или поселке – подчеркивают одинаково чувствительную реакцию на прикосновение к такой вроде бы фоновой, неконкретной и зачастую даже не осознаваемой «культурной коже».
Опять же, осознанно или нет, политики используют или опираются на актуальную для своего времени народную картину мира, пытаясь вызвать нужную эмоцию или оценку. Если с этой точки зрения взглянуть на тему, то вдруг открывается бездна связанных с народными эмоциями политических интриг и сериалов политизации добропорядочных граждан: от историй вроде «Волгоград или Сталинград», от конкуренции между соседними регионами и городами внутри регионов, кто древнее и главнее, по русской эксклюзивной формуле «что ни город, то обязательно недопонятая и, почему-то, не признанная столица», от политических плясок вокруг слухов об объединении регионов или волостей или правильных/ неправильных местных памятников вплоть до мифов и легенд про особые места и особую, отличную от официальной, местную историю. Без всяких войн и политических кризисов кандидат в депутаты приходит к людям с важнейшими, как думает, предвыборными программами про их, людей, проблемы, а в итоге всю избирательную кампанию пытается просто стать «своим да нашенским» для местного сообщества, привычной и хоть сколько-то значимой в глазах избирателей частью местного общественного ландшафта. В повседневном лексиконе обывателей целых регионов прочно закрепилось понятие «варяг» в смысле чужого, «Замкадье» и «Москвабад», «у вас в России» (на Дальнем Востоке) и так далее со всеми вытекающими региональными и местными спецификами народной политической картины мира.
