21 декабря 2011
Открытое окно не давало покоя юной «рок-звезде». Он пытался закрыть его, чтобы обильный поток снежных хлопьев не залетал в комнату, но оно не закрывалось. После нескольких безуспешных попыток он бросил эту затею и достал пачку сигарет и, взяв одну из них в рот, на секунду задумался, где взять огонь. Похлопав по карманам рваных черных джинс, он нашел зажигалку, но, к сожалению, она была без топлива. Взгляд рокера быстро обежал эту весьма неуютную комнатушку, которую ему выделило руководство бара под гримерку. Он нашел коробок спичек, лежащий на кофейном столике, дрожащими руками чиркнул спичку и подпалил свою отраву. Никотиновые пары мигом проникли в его легкие, полностью заполняя их пространство едким и противным дымом.
Вкушая расслабляющий воздушный яд, он думал. Думал о себе, своем творчестве, о будущем. Какую бы линию событий он ни продумывал, в его голове она всегда приводила к печальному концу. Шум музыки в баре и визг проезжающих машин нисколько не отвлекали его от мыслей.
«Нужно настроить гитару», – промелькнуло в голове у рокера. Он подошел к ланч-боксу и открыл крышку. Внутри лежала довольно обычного вида электронная гитара. На её верхней деке – красные брызги на белом фоне. Гриф был тёмно-коричневого цвета с потертостями на ладах. Прямо на гитаре лежал револьвер. Взгляд юноши остановился на нем. Он медленно взял его в руки и открыл барабан. Все шесть патронов были на месте. Этот револьвер – единственное, что осталось у него от наследства отца, который был заядлым коллекционером огнестрельного оружия. Единственное, что он еще не успел пропить и прокутить.
Дверь комнатушки начала, медленно и очень сильно скрипя, открываться. Рокер быстро засунул револьвер в джинсы со стороны спины.
– Да-да, я понял, готовность пять минут, я ему передам, – входя в комнату, произнес продюсер, продолжая разговор с кем-то в коридоре,
Он был одет в коричневую кожаную куртку, из-под которой виднелась пестрая рубашка. Посмотрев на «рок-звезду» секунд семь, он промолвил:
– Твою мать, Макс, ты выглядишь как ВИЧ-инфицированный! Тебя не то, что слушать, на тебя смотреть страшно. Взгляни в зеркало, мешки под твоими глазами по размеру могут сравниться только с мешками картошки на даче у моей бабки! Я тебе говорил, слезай с героина, тебя потом никто узнавать не будет…
– Как будто сейчас меня кто-то узнает, – язвительно перебил Макс.
– Ты опять за свое? Я тебе уже не раз говорил: просто так знаменитым не станешь. Нужно либо писать идеальную музыку, либо как-то привлечь к себе внимание. Но ты же не сторонник всяких скандалов, поэтому мы идем по пути идеального альбома. Пока что из того, что ты пишешь, людям мало что заходит. Твоя музыка… она… на любителя… не для всех.
– Чтобы музыка заходила, нужно, чтобы ее хотя бы слушали. Лёх, ты же мой продюсер, ответь мне, почему за все три года, что мы работаем, я ни разу не слышал ни одной своей песни по радио?
– Да потому что твои песни не проходят цензуру. Я уже сколько раз отправлял, все пишут одно и то же – не подходит по формату. Может, лучше ты начнешь писать треки, которые люди захотят переслушивать, а не такие, от которых тянет блевать? – с укором произнес Алексей.
– Исполнитель не должен прогибаться под слушателя! Он творец, он должен творить то, что считает нужным! – воскликнул рокер.
– Если бы исполнители не прогибались под слушателя, все давно бы бомжевали. Я не хочу с тобой спорить, у тебя сейчас выступление, после него поговорим. Я тебя только прошу, не исполняй «Если я погибну», людям не нравятся грустные композиции, – уже выходя из комнаты, сказал продюсер.
«Да пошло оно все! – Макс пнул ногой стену, – Может я действительно бездарность, которая не может придумать, что-то интересное для людей? Не может такого быть! Я пишу песни с глубоким смыслом, а они этого не понимают. Привыкли слушать свой рэп, где все треки поверхностные и не несут никакой смысловой нагрузки. Мою музыку нужно слушать и понимать, ведь каждая строчка имеет двойной смысл. Вот сейчас пойду на сцену и покажу им, что такое настоящая музыка».
Макс взял гитару и направился к сцене. Находясь в пути, он уже слышал, как его объявляют. Выйдя на сцену, рокер увидел весь бар. Это довольно тесное помещение с ободранными стенами и подтеками на потолке. Неужели в Питере все еще существуют такие заведения?
За столиками сидели молодые люди, в основном парни, которые равнодушно пялились на сцену, без всякого интереса, и постепенно опустошали кружки пива, наполняя свои бездонные желудки. Рокер выплюнул обгоревший окурок изо рта вниз, в уже задымленное от кальянов помещение, резко ударил по струнам и начал играть.
Он исполнял «Стокгольмский синдром», одну из немногих из своих песен, которые считал шедеврами. Звучание струн было резким, но казалось, что так и надо. Это же не арфа, чтобы нежными подушечками пальцев еле касаться каждой струнки, подобной волосу ангела. Это был рок, который требовал твердости и жесткости в плане музыкальности. Макс наслаждался каждым аккордом, взятым на этом слегка потрепанном грифе. Он играл с закрытыми глазами, а его грубый хриплый голос очень хорошо вписывался в атмосферу музыкального произведения.
