1559 год, 19 сентября, Константинополь
– НЕТ! – рявкнул Андрей, выслушав депутацию. – И не просите!
– Но почему? – осторожно поинтересовался московский Патриарх Сильвестр.
– Причины две. Прежде всего: я не могу стать младшим соправителем Царя. Приняв титул Императора Восточной Римской империи, я просто потерял возможность для этого. Как Император может стать младшим соправителем Царя? Царя, который суть цезарь или – если правильно выговаривать – кайсар, и который в старинной для Рима традиции являлся либо членом семьи монарха, либо младшим соправителем Августа, сиречь Императора. Это просто бессмыслица какая-то выходит…
– А какова вторая причина? – спросил Шереметьев после несколько затянувшейся паузы, полной удивленного ропота. Такой трактовки титула они еще не слышали и оказались в известной степени ошарашены.
– Я не хочу этого делать.
– Но почему?
– Потому что не Царь, а вы и только вы довели Русь до этого состояния! – холодно и жестко процедил Андрей. – Я подробно описал и самым тщательным образом объяснил, как проводить реформу армии. И что? Да ничего! Вы срывали выполнение приказов Царя и всячески в тех делах мешали, а то и вредили! Вы вели двойную и тройную игру, пытаясь на говне собрать сметану! И предавали, предавали, предавали… Так что катастрофа, которая постигла Русь сейчас, – это всецело ваша заслуга. И я не хочу подтирать вам задницы. Ведь после моей победы ничего не изменится. Вы как занимались черт-те чем, так и продолжите растаскивать Русь по кускам. Вы как не хотели здраво мыслить, так и не станете, погрязнув в своих местнических разборках…
Тишина.
Молодой Палеолог замолчал, обводя взглядом этих людей. Заглядывая каждому в глаза. Он знал их как облупленных. И прекрасно представлял интересы каждого. Особенно после той бойни в кремле, когда пал клан Шуйских и открылось большое окно возможностей…
– Не могу и не хочу, – повторил Андрей после вновь затянувшейся паузы. – Кроме того, это и не представляется возможным. После столь сложного похода моему войску требуется отдых. Да и бросать Константинополь сейчас нельзя. Сами видите – город пуст. Его некому будет защищать, если я уйду.
С чем аудиенция и завершилась. Официальная.
Андрей, строго говоря, пришел в ужас от перспективы младшего соправителя у такого дивного Царя, как Иоанн Васильевич. Этот интеллигентный параноик с религиозным сознанием был явлением труднопредсказуемым. И с ним по большому счету трудно удавалось вести дела. Да – беседовать. Да – вести увлекательную переписку. Но в плане управления, финансов и политики более специфического персонажа в политическом поле Руси – как Московской, так и Литовской – было очень сложно найти.
Без всякого сомнения, положительные черты в Царе имелись. Тут и достаточно ясный от природы живой ум. И внимательность к деталям. И любовь к чтению, а также знаниям.
Но по складу характера он не был руководителем и уж тем более полководцем или политиком. Про экономику и говорить не приходилось. Сколько Андрей ни бился – все без толку. А ведь в их переписке он не раз и не два поднимал вопрос политэкономии и экономики в целом. Пытался объяснить. Но с той стороны наблюдалась глухая стена. Иоанну это все было попросту неинтересно. Он куда охотнее обсуждал общефилософские или религиозные вопросы.
Хочешь – не хочешь, Иоанн Васильевич кое-что знал и понимал в хозяйственных вопросах. Но мало. Не глубоко. Не широко. И в основном мыслил в рамках довольно примитивной феодальной парадигмы. Причем в известной степени усеченной и упрощенной.
И ввязываться в это форменное самоубийство Андрей не хотел.
А вот делегаты, что прибыли в Константинополь, не отступали и пытались его дожать, склонив к сотрудничеству в нужном для них ключе.
– Прошу… – тихо произнес Патриарх на частной аудиенции, куда спустя несколько часов явилась самая верхушка депутации. – Без тебя мы не справимся. Все ОЧЕНЬ плохо.
– Не вижу смысла мне во все это влезать, – устало потерев лицо, ответил Император.
– Но почему? Не понимаю… – покачал головой Сильвестр.
– Мы все не понимаем. – поддакнул Шереметьев.
– Почему? – усмехнувшись, переспросил Андрей. – С первого года здесь я столкнулся с тем, что меня пытались загнать в фактическое рабство. А потом убить. Где-то своими силами, где-то подставляя под удар. Сколько раз меня пытались резать или травить? Сколько на меня наводили татар? Почему вообще я вам должен доверять?
– С первого года тут? – осторожно переспросил Сильвестр, выхватив из речи собеседника самое главное. – Как это понимать?
– А у тебя, отче, отроки обретают зрелость мышления и великие знания каждый день? – криво усмехнулся молодой Палеолог.
– Так ты действительно Всеслав! – воскликнул Шереметьев.
– Это неважно. Важно то, как меня встретили. И что же я увидел? Ничего хорошего. Сначала я думал, проблема в Туле. Полагал, что в полку гнилые отношения из-за старшин. Но оказалось, это не так. Потом мне показалось, будто бы это поколение ныне гнилое. Просто такое выросло. Вот Курбский – тварь же тварью. Не просто же он так появился? Чай, у него имелись и мать с отцом, которые такого мерзавца и воспитали. Не сам же он, как бурьян, вырос? Или Шуйские? Но после того боя в кремле я понял, что все еще хуже.
