– Смерть- это не конец. Мы когда-нибудь встретимся снова. Но прежде ты пройдёшь удивительный жизненный путь, – вспоминала я последние слова отца. Он говорил это с обычным пафосом, но в его голосе я улавливала какую-то ноту серьёзности.
– Зачем ты так, папа? – тогда ответила я, хоть и понимала, что он всего лишь пытается подбодрить меня.
Теперь же я смотрела на его бледное, исхудавшее лицо и молчала, потому что знала: если попытаюсь что-то сказать, из груди вырвется крик. За спиной послышался шёпот.
– Это она?
– Да.
– Бедняжка, осталась совсем одна. Ведь мать тоже…
– Да, когда ей не было ещё и семи. Ужасная смерть, поразило молнией.
– Несчастная девочка…
От этих разговоров на душе становилось всё тяжелее. Наедине с собой я ещё как-то справлялась. Но когда кто-то начинал жалеть меня, нервы сдавали. Гроб закрыли и опустили в землю. Каждый из присутствующих бросил горсть на крышку.
Я закрыла глаза. Много бессонных ночей я провела рядом с кроватью больного отца, пролила много слёз, и теперь сентябрьское солнце слепило и жгло глаза с несвойственной ему силой. Снова шёпот за спиной, чьи-то всхлипы, серьёзные мужские лица. Слова, выражавшие соболезнования:
«Держись. Время лечит. Мы понимаем, как тебе сейчас тяжело».
«Ничего-то вы и не знаете», – хотелось ответить мне. Отец был для меня не просто близким человеком, он был центром моего мира. Я почти не помнила маму. Её не стало очень рано, и папа постарался дать мне родительской любви за двоих. Он баловал меня. Всегда интересовался, как мои дела, насколько бы сильно ни был занят. Заступался за меня перед моими обидчиками, и не важно, кто это был: уличный пёс, вредная училка или наглый парень из колледжа. Я была самой настоящей папиной дочкой. Оттого сейчас я и чувствовала себя настолько опустошенной.
Я стояла под сенью огромной лиственницы и смотрела на снующих вокруг людей в тёмных одеждах. Одна из тёткиных подруг, пожилая женщина в лёгком сером плаще, обняла меня и проводила по узкой тропке прочь.
– Всё уже позади, дорогая, – приговаривала она. – Теперь он в лучшем мире.
Я слушала её и качала головой, понимая, что никакого «лучшего мира» нет. Мой отец просто исчез. Навсегда.
Мы вышли на парковку перед кладбищем. Женщина отпустила мою руку и огляделась.
– Ханна! – раздался за спиной знакомый голос.
Я обернулась и увидела лучшую подругу, сочувственно взирающую на меня. Мы бросились навстречу друг другу. Она стиснула меня в крепких объятиях.
– Отец не отпустил меня на кладбище, но разрешил повидать тебя после похорон, – виновато сказала Лея.
– Это ничего. Спасибо, что пришла, – ответила я, тряхнув головой.
– Что собираешься предпринять? – спросила она, сжав мою ладонь своими холодными пальцами.
– Ты о чём? – я непонимающе уставилась на неё. Она потянула меня вперёд за собой.
– О жизни, – ответила она как-то неопределённо, а потом добавила: – Неужели ты собираешься вернуться в дом, где хозяйничает совершенно чужая тебе женщина? Вас и раньше-то объединяло только то, что она жила с твоим отцом. А сейчас…
Лея опустила глаза. Я понимала, что она имеет в виду. Зои пришла в наш дом как сиделка, когда отец был уже болен, и через некоторое время стала его любовницей. Её поступок многим папиным и моим знакомым казался возмутительным. Некоторые, кто не знал, что дела у папы в последнее время идут не очень, называли её «охотницей за состоянием». Мне же всегда было просто жутко неловко перед ней, также, наверное, как и ей передо мной. И теперь ко всему примешались ещё и боль и тоска по папе.
– Ты права, – вздохнула я, понимая, что рядом друг с другом нам будет ещё больнее.
– Но что делать? Мне нужно где-то жить, по крайней мере пока я учусь в колледже.
– Слушай, я говорила с отцом, – начала Лея нерешительно. – Он сказал, что если ты захочешь, то можешь поработать у нас горничной и жить в нашем доме.
– Не знаю, Лея, – я опустила взгляд. – Дело даже не в гордости. Просто ваша семья и так много сделала для меня.
Мы шли по тротуару вдоль старых серых домов, которые при отсутствии яркого солнечного цвета наверняка показались бы заброшенными. Я взглянула на подругу. Её черные как смоль волосы были собраны в тугой пучок, лишь несколько прядей, видимо слишком коротких, выбивались, очерчивая лицо. Взгляд её изумительных зелёных глаз был устремлен куда-то вдаль. Ей явно было неловко предлагать мне подобную работу. От того на бледном лице появились красные пятна румянца.
– Не волнуйся, – ответила я с наигранной беспечностью. – Что-нибудь придумаю. Всё будет в порядке.
– Я на это надеюсь, – ответила подруга. – Знаешь что, пообещай мне, что не наделаешь глупостей?
– Хорошо, обещаю, – в недоумении ответила я. – Но о чём это ты?
– Так, на всякий случай.
Мы пошли молча вдоль аллеи. Лея проводила меня до калитки нашего двора.
– Береги себя, – сказала она, обняв на прощание. Я кивнула, тяжело вздохнув, и побрела по усыпанной желтой листвой дорожке к входной двери.
В доме было как-то пусто и неуютно. Зои гремела на кухне посудой. На похоронах она не присутствовала. За два часа до церемонии ей позвонила папина сестра и предупредила, что если Зои там появится, то скандала не миновать. Услышав, что кто-то вошёл, она вышла в гостиную. На её лице читались грусть, усталость, обида и боль.
