Ночь.
Темнота.
В супружеской постели – Мужчина и Женщина.
Над их головами качается маятник – туда-сюда, цок-цок… Мужчина спит. Женщина долго смотрит на него, потом поднимается, идет к маятнику. Хватает его, желая остановить – но время не остановишь, и вот уже маятник раскачивает ее, как на качелях.
Белеет в темноте длинная ночная рубашка.
ЖЕНЩИНА: Если бы ты любил меня, то не бросал бы одну. Но ты любишь Дульсинею, а я – заготовка для ее светлого образа. Я болванка, я кусок глины; я не человек даже, я – сырье, из которого потом сделают Дульсинею. Ты будешь любить ее, придуманную, на расстоянии; я останусь здесь почти без надежды снова тебя увидеть. А потом мне пришлют телеграмму – забирайте, мол, труп вашего рыцаря… Заберите его из канавы, где он помер… такую телеграмму прислали твоей матери, да, твой отец умер в канаве… Кто я для тебя, Алонсо? Только чужую женщину можно так вот оставлять – ради фантома. Ты не можешь простить моей бездетности? Ты не можешь мне простить, что ты последний Дон Кихот?
МУЖЧИНА: Никогда не говори так. Даже когда думаешь, что я сплю.
Женщина молчит.
МУЖЧИНА: Альдонса… Я вернусь.
Темнота.
Дом Кихано. Появляются Фелиса и Санчо.
ФЕЛИСА: Любезный Санчо, вы мешочек бы поставили… Какое-такое золото у вас в мешочке, или боитесь, что сопрут?
САНЧО(небрежно встряхивает торбой): Харчишки здесь, любезная Фелиса. Овощи, сальцо, всяко разно… Перчик, приправки… Ты не хватай, оно тяжелое, арроба веса наберется.
Деревянная лестница уходит в полутьму. Тусклый свет из подернутого бархатом окна падает на развешанное на стене оружие, на темные латы, на пыльные лопасти вентилятора; качается маятник огромных часов, светлыми пятнами маячат лица на парадных портретах. На видном месте – отрывной календарь, на нем – двадцать первое июля.
САНЧО: Фелиса, а рынок тут у вас хороший? Со своего хозяйства живете, или как? Кто на кухне заправляет?
ФЕЛИСА: Я!
САНЧО(недоверчиво разглядывая Фелисины перси): Ты? Ты за кухарку?
ФЕЛИСА: А что?
САНЧО: Ну так я тебя научу настоящую олью варить. А то знаю вас, девчонок, такого настряпаете, хоть на собаку вылей!
ФЕЛИСА: Вот вы тут шутки шутите, а сеньора Альдонса велела, между прочим, чтобы как только вы появитесь – немедля к ней. Сеньор Алонсо вас заждались. Вторую ночь не спят – где, говорит, Санчо, вынь да подай ему Санчо…
Санчо вертит головой, разглядывая портреты.
САНЧО: Ух, ты… И это все сеньоры Кихано?
ФЕЛИСА: Они самые! Вон Мигель Кихано, потом Алонсо Кихано-второй, потом Алонсо Кихано-третий, Селестин Кихано, Алонсо Кихано-четвертый, Диего Кихано – батюшка нашего сеньора Алонсо…
На лестнице появляется Альдонса.
Санчо вздрагивает от неожиданности.
АЛЬДОНСА: Добрый день, милейший Санчо. Я вижу, Фелиса расстаралась на маленькую экскурсию для вас, а между тем у коновязи вот уже полчаса ревет какой-то осел… Не тревожьтесь, любезный Санчо. Я позабочусь о вас, а Фелиса сию секунду позаботится об осле.
ФЕЛИСА(уходя): В мире так много ослов, и все они требуют нашей заботы…
Альдонса и Санчо несколько секунд изучают друг друга. Потом Санчо низко кланяется.
АЛЬДОНСА: Рада приветствовать, добрейший Санчо…
САНЧО: С нижайшим поклоном, сеньора Кихано…
АЛЬДОНСА: Вы опоздали, любезный друг. Алонсо ждал вас еще два дня назад.
САНЧО(мнется): Путь неблизкий… превратности. Да еще ведь, прибыв в Ламанчу, пришлось заехать в местную цирюльню – побриться, помыться… А то с дороги, знаете, будто гуси за пазухой ночевали… А сеньор?..
АЛЬДОНСА: Явится с минуты на минуту. Итак, добрейший Санчо, этот дом готов принять вас на те несколько дней, что остались до двадцать восьмого июля, столь значительного для семейства Кихано дня. Именно в этот день Рыцарь Печального Образа совершил свой первый выезд; в этот день и вы с сеньором Алонсо по традиции должны пуститься в путь… Управившись с ослом, Фелиса покажет вам вашу комнату. Вы, наверное, голодны?
САНЧО: Я неприхотлив, сеньора. Не тот голод, когда пузо не кушает, а тот голод, когда ухо байку не слушает… Простите, в нашем роду… в роду Панса много басен рассказывают о семействе Кихано.
АЛЬДОНСА: И в цирюльне вам, конечно же, тоже кое-чего наболтали.
САНЧО: Не без того, сеньора, не без того… В болтунах, сеньора Кихано, недостачи нет, собака лает – ветер носит, от брехни, говорят, и кишки переплутались… (Указывает на гобелен с портретом Дон Кихота.) Сеньора, а это вот и есть Рыцарь Печального Образа?
Альдонса вслед за Санчо смотрит на гобелен – Дон Кихот традиционно сух и печален.
САНЧО: Я таким его и воображал!
АЛЬДОНСА(насмешливо): Таким и воображали?
Альдонса тянет за шелковый шнур, с виду точно такой же, как для задергивания портьер. Со скрипом завертелись несмазанные блоки; гобелен, изображающий Рыцаря Печального Образа, расходится ровно посередине и разъезжается в стороны, а на его месте обнаруживается портрет, на котором Дон Кихот смеется во все горло.
САНЧО: Сеньора… ЭТО Рыцарь Печального Образа?
АЛЬДОНСА:
