Сколько времени я провалялся в своем безумстве, вперившись в одну точку, прогрызая в губе почти до крови дыру, я не помнил. Казалось, мир для меня закончился, растворился, осталась лишь бесконечная чернота, вязкая, липкая, неотвратимая. Выход из этого безумия был только один – смерть. Но и она обходила меня стороной, словно насмехаясь, словно наблюдала за моими муками, смакуя мою беспомощность, наслаждаясь тем, как я медленно гнию в этой яме.
Я стал никем. Лишь обрывком плоти в чужом, хищном мире. И никто не придет мне на помощь. Никто.
Я потерял всё. Всего за один короткий миг, когда, как идиот, посмел надеяться на чудо. Именно на чудо, потому что эта проклятая «магия» окончательно затмила мне разум, заставила почувствовать себя кем-то значимым, почти богом… И этот мир сломал меня, растоптал, расплющил, как надоедливого жука. Нет, хуже. Я стал червем, потому что даже жалкие насекомые умеют сопротивляться. А я? Всё, что мне оставалось – тупо уставиться в дверь и ждать чуда. Но чуда не было. Были только удары, пинки, мерзкие смешки и грязные сапоги, что топтались по мне, словно я был ничем. Меня били, бросали, волокли крюками зацепив их за ребра, и я кричал – не от боли, нет, к ней я уже начал привыкать. Я кричал от отчаяния. От бессилия, что засело в груди ледяным комом, сдавило сердце, не давая ни вздохнуть, ни закричать, ни даже сдохнуть спокойно.
Потом была дорога. Я помню, как меня бросили в какой-то деревянный гроб. Помню всё, чёрт возьми. Каждый миг этой дряни. Каждый удар. Каждый мерзкий взгляд. Помню, как на мне сомкнулись чужие руки, как тянули, рвали, делали со мной, что хотели. А потом меня снова выкинули, как мусор, на холодный каменный пол, и я жадно потянулся к чему-то влажному под собой. Вода. Грязная, вонючая, мерзкая жижа, но для меня она стала спасением на один короткий миг. Мне было всё равно – я пил, заглатывал её, пока кто-то сзади хохотал, кто-то плевался, а кто-то просто наступил мне на голову и кажется помочился. Я не сопротивлялся. Я пил. Пока меня снова не швырнули в темноту.
Сколько я так лежал? Не знаю. Сознание плавало в пустоте, скатывалось в беспамятство, возвращалось лишь для того, чтобы напомнить мне о боли. Она была везде. Прожигала меня, выкручивала, ломала, словно внутри меня рвали раскаленным прутом. Я не мог кричать – боль не давала. Она просто вырубала меня. А потом возвращала, чтобы я снова испил её до дна. Я катался по грязному каменному полу в агонии и бреду, едва не сваливаясь в выгребную яму, и чувствовал, как эта дрянь, эта мерзость пропитывает меня с головы до ног.
Я хотел умереть.
Нет, я жаждал смерти. Молил её, умолял, чтобы всё это закончилось, но оно не заканчивалось.
Иногда, когда я уже почти проваливался в забвение, приходили сапоги. Крепкие, тяжелые, они останавливались рядом, нависали. Вливали в меня какую-то мерзкую жижу – горькую, вонючую, противную, иона убирала боль идобавляла сил. Чтобы я не умер. Чтобы я снова и снова окунался в этот ад.
И так раз за разом.
Падение в пустоту.
Боль.
Тьма.
Возвращение в реальность.
Смрад.
Безумие.
Я не знал, сколько ещё смогу выдержать.
В один из таких периодов начались новые испытания.
Меня снова вытаскивали из темноты – сначала ледяное ведро воды в лицо, потом грубые руки, что поднимали меня за волосы, волокли по полу, пока внутри всё не сжималось от боли, пока дыхание не замирало, пока я не превращался в разорванный кусок плоти, что еле цепляется за жизнь. А затем бросали на каталку, пристегивали, везли куда-то по коридорам, сквозь которые тянуло смрадом гнили, крови и давно пропавших надежд.
Я не сопротивлялся. Уже не мог.
Каталка остановилась, кто-то нажал на кнопку, и меня вкатили в освещённую комнату. Свет слепил глаза, выжигая остатки сознания. Я не видел ничего. Только этот белый, холодный свет, бьющий прямо в лицо, заставляющий моргать, жмуриться, пытаясь хоть немного скрыться от его равнодушного сияния.
Голос.
Тихий. Спокойный. Выверенный до последнего оттенка.
– Кто ты?
Я не знал, что ответить. Я сам уже не был уверен в ответе.
– Почему ты всё ещё жив?
Хороший вопрос. Мне бы и самому хотелось знать.
– Что ты сделаешь, если окажешься на свободе?
Свободе? Было ли это ещё возможным?
– Твои мысли принадлежат тебе?
Что? Что за дерьмо он несёт?
– Как ты отличаешь сон от реальности?
Я открыл рот, но не смог выдавить ни слова.
– Если ты съешь самого себя, что останется последним?
– Какой вкус у страха?
– Если время здесь не движется, сколько ты уже здесь?
Я не знал, что сказать. Не знал, что думать. Я не знал уже ничего.
А голос продолжал. Спокойный. Уверенный.
– Если ты встретишь самого себя, убьёшь ли ты его, чтобы занять своё место?
– Что больше – бесконечность или боль?
Я трясся. Меня било. Я не понимал, что происходит.
– Если мир за пределами этой комнаты исчез, куда тебе идти?
– Когда ты в последний раз дышал?
Где-то в глубине что-то сломалось. Щелчок, как у костяшки пальцев, когда её выворачивают в другую сторону.
Я не ответил.
Я не мог.
Гряда странных вопросов повторялась раз за разом. Я не знал, что отвечать. Были ли они настоящими? Или мне всё это просто снилось? А могло ли мне вообще что-то сниться?
