Мы встретились, когда у каждого из нас за плечами уже был свой жизненный багаж. Интересно, почему так говорят – за плечами? Ведь, если это – «взрослый» багаж состоявшегося человека, то его несут в руке или везут за собой в чемодане на колёсиках. За плечами – это что-то молодежное. Такой себе маленький стильный рюкзачок. А, что в него, в такой маленький, может поместиться? Пара тройка влюбленностей, столько же разочарований да объемный пакетик слез. По молодости много плачется.
Но, что бы там судьба нам не предложила – сумку ли, чемодан, рюкзак или огромный баул, правило для всех одно – тащить свой жизненный багаж ты должен сам. Носильщиков в данном случае не полагается. Если даже этих самых сумок, чемоданов и рюкзачков у тебя со временем наберётся вагон и маленькая тележка. Возможно, мы и влюбляемся с возрастом все реже и реже именно потому, что – груз прожитых лет заставляет нас горбиться, нагибает к земле, и мы уже не смотрим по сторонам, пропуская очень важных для себя людей. Так мы проходим мимо друг друга.
Нам с Петром повезло. Мы не проскочили мимо друг друга. Мы зацепились взглядами. Он был вдовцом с двумя взрослыми детьми, я – свежеразведенная женщина сорока лет, пугливая и опасающаяся всего – отношений, ошибок, будущего. Тогда я очень боялась знакомиться и боялась остаться одной, боялась влюбиться и боялась очередного предательства, а еще – я боялась, что уже не смогу оттаять. Никогда.
Но, Петр окутал меня такой обволакивающей, неуемной и всепроникающей заботой, таким сиюминутным вниманием, неустанно опекая меня и нежничая, словно вымачивал в теплом молоке безнадежно засохшую булку.
Конечно же, я ему не верила. Осторожничала, сомневалась, всматривалась в него до рези в глазах и все время ждала – вот сейчас, вот-вот, он проявит себя во всей красе, покажет свои худшие мужские качества. Но, он не проявлял и не показывал. Порой мне казалось, что он само воплощенное терпение, неиссякаемый источник тепла, заботы и самоотречения. Сказочный Джин, исполняющий все твои желания. Только ткни пальцем, только заикнись, только намекни.
И, все равно я ждала подвоха. Перенесенное не так давно предательство первого мужа, такое отвратительное, такое гаденькое – отравило мою кровь, пробралось в душу и поселилось там, вымазав все черной сажей, всосалось каждой клеточкой моего организма. Недавняя боль каждый раз напоминала о себе мышечной реминисценцией, спазмировала рецидивами воспоминаний. Именно поэтому я старалась спровоцировать Петра, сознательно и неосознанно подводила к краю, чтобы еще раз заглянуть в очередную черную пропасть очередной человеческой души и убедиться в том, что я-таки права и что верить, и вправду, никому нельзя.
Я старалась изо всех сил, но у меня ничего не получалось. Петр был непобедим в своем желании меня отогреть и приручить. На это у него ушло долгих пол-года. Он был запредельно тактичен и терпелив, никогда ни на чём не настаивал, ни к чему меня не принуждал. Первый поцелуй случился между нами только тогда, когда я этого захотела, а первый секс… Ой, а вот об этом стоит рассказать поподробнее…
После того, как я осторожно поинтересовалась, а не хочет ли Петр меня поцеловать, мы стали целоваться везде, где только было можно. Впрочем, где нельзя тоже стали – в подъездах, кафешках, в парке на лавочке и на трамвайных остановках. Конечно же это нравилось не всем. Но, не все осмеливались сделать нам замечание, останавливал возраст. Не всякую юную парочку можно легко осрамить и зашикать, а уж нас и подавно. Поэтому нам, в основном, доставались лишь косые, осуждающие взгляды и бубнение себе под нос. Как правило – от женщин. Именно женщины, недоцелованные мужьями и сексуально недобуженные, становятся у нас самыми рьяными поборниками морали и нравственности.
Месяца три спустя, когда были исхожены вдоль и поперек все парковые дорожки, иссижены все скамейки и пристойные кафешки, а мое либидо просто рвало меня на части, я снова не выдержала первой:
– Петь, долго мы еще будем, как школьники, гулять по парку, держась за ручки, и целоваться, прячась в кустах?
Он замялся и покраснел:
– Прости, домой я привести тебя не могу, а в гостиницу ты же не пойдешь?
– Почему – не пойду? – удивилась я.
От моего вопроса Петр покраснел еще больше.
– Ну… тебе это… ну… тебе, наверное, такое предложение может показаться непристойным.
– Да-а?!
Господи, с какой планеты он свалился?! Весь такой милый, старомодный, трепетный.
Я подошла к нему совсем близко и, уткнувшись в шею, благодарно обвила руками его талию.
– Глупости все это, Петь… Ты по определению не можешь предложить женщине ничего непристойного. Не запрограммирован ты на подобное скотство.
– Значит, ты согласна? – он крепко обнял меня в ответ, задыхаясь от аромата моей кожи и волос.
– Да, конечно.
Вечером следующего дня мы уже стояли перед гостиничным номером, и Петя никак не мог попасть ключом, зажатым между дрожащими вспотевшими пальцами, в замочную скважину, а я нервно теребила пуговицу не блузке.
– Ты взял чего-нибудь выпить? – спросила я, когда мы, наконец, оказались в полутемной комнате с огромной кроватью, двумя тумбочками и круглым зеркалом в деревянной раме.
