1. ПРОЛОГ
Откинувшись на спинку компьютерного кресла, я посмотрела в потолок и протяжно завизжала.
Я не могу так больше жить! Мои силы иссякли, а нервы истончились, как дешёвые носки от стирки.
— За что мне это всё, а, матушка Вселенная? — я бросила жалобный взгляд в окно, за которым виднелось звёздное небо, и театрально зарыдала.
В окне отразилось моё скорченное лицо, похожее на морду шарпея. И я в ту же секунду, будто знаменитость подловили папарацци, выпрямилась, смахнула выступающие капельки слёз и выключила злосчастный компьютер, который не сохранил мою проектную работу.
— И пофиг, — пнула эту железяку эпохи динозавров. Пожалела, конечно, поскольку удар принёс боль. Но эта боль ничто по сравнению с тем, как Ларка Педровна линчует меня своим очкастым взглядом перед всем отделом маркетинга. Я уж молчу о том, с какой интонацией она будет вдалбливать мне завуалированные изречения о никчёмности и неспособности справиться со своими должностными обязанностями.
— Вот если бы я смогла всё изменить, — бормочу себе под нос, накидывая на плечи оранжевую олимпийку. — Прожить более значимую жизнь, а не дни офисной крыски на побегушках, — отбиваю неумелую чечётку на ступенях, направляясь в круглосуточный магазин, где меня покорно ожидают мои любимые шоколадные вафли. — Стать важной и, может, великой, — от последней мысли пробегает холодок под кожей, но я списываю это на прохладный ночной ветер.
На дворе стоит лето, а всё равно так зябко. Вот накоплю денег и уеду из этой северной серости в тёплые края, ближе к морю. Хотя в связи с последними событиями, связанные с землетрясениями, везде может подстерегать опасность. Так что красивая обложка — не гарант счастливой и беззаботной жизни. Вот, например, Бали. Многие считают, что этот дивный остров, предназначенный для райской жизни. А на самом деле там вовсю процветает преступность. Красиво, вкусно, но с «изюминкой». Как, впрочем, и во многих местах.
Огибаю перекопанные участки дороги под песню «Sweater Weather». И, не успев наступить на тротуар, как на меня нападает какая-то шальная птица. Сперва не успеваю её разглядеть, поскольку она больно цепляется своими когтищами за мои волосы и начинает их драть, как пожухлую траву на лужайке.
Я кричу, машу руками, пытаясь отбиться. Но птица не сдаёт позиции и пытается разукрасить моё лицо, целясь своим когтем мне прямо в глаз.
Я отбиваюсь ещё яростней. Мне слишком дорого моё лицо. Знало бы это пернатое чудовище, сколько я трачу на уходовую и декоративную косметику, лопнула бы от зависти. А ей бы точно не помешало посетить салон красоты. Воняет от этой птички жутко, будто она спит в собственных испражнениях. Да и маникюр пришёлся бы кстати. Вон какие когтища крючковатые и грязные.
Я машинально отступаю, продолжая отбиваться, и не замечаю, как земля уходит из-под ног. Сперва я лечу, пытаясь в темноте за что-нибудь ухватиться, а потом с глухим звуком прикладываюсь обо что-то твёрдое.
Падение выбивает из меня не только сознание, но и, похоже, вместе с ним дух.
2. ГЛАВА 1: ЗОЯ
Первое, что я почувствовала, когда начала приходить в себя — мягкое обволакивающее тепло, от которого по телу разлилась нега. В последний раз я так чувствовала себя у бабули в деревне. Помню, что тогда, как, впрочем, во все каникулы, я ночевала на летней веранде. По шиферу стучал мелкий ненавязчивый дождь. Игривые лучи солнца украдкой заглядывали в окно. А из коридора доносился запах молока, клубники и бабушкино ворчание на деда. Всё это сочетание навевало уют и нежелание вылезать из-под мягкого тёплого одеяла.
Сейчас я ощущаю то же самое и более того, чувствую себя как никогда отдохнувшей. Всё, что мне сейчас остаётся — сладенько потянуться и повернуться на другой бок, чтобы продолжить просмотр сна о диком голубе с когтищами, как у птеродактиля.
Так, стоп...
Я резко вскакиваю и начинаю озираться по сторонам. Темнота. Кромешная. Сон как вентилятором сдуло.
Меня начинает одолевать паника, иглами проникая под кожу и выступая холодным потом.
Я кричу, но голос мой глохнет, будто нахожусь в каком-то вакууме.
Смотрю наверх в поисках заветного люка, в который я так неосторожно провалилась.
— Треклятый голубь! Погоди мне, — машу кулаком, — вылезу, общипаю все перья и приготовлю из тебя суп!
Только выхода я не вижу. Голубя тоже. И со стороны, наверное, это выглядит как фильм про мима. Не хватает только вставок с матерными надписями.
Страх и паника отплясывают на моих нервах, как африканские аборигены перед туристом, и я забиваюсь в какой-то угол. Поджимаю колени к себе и кладу голову между ними в надежде успокоиться, отогнать детское воспоминание о том, как мама оставила меня одну среди похожей тьмы.
— Нет, нет, нет, это совсем не кстати... Не время раскисать, Зоя! — пытаюсь уговорить себя, бесстрашно поднимаю голову. — Я не умру в канализации!
Но место, в котором я нахожусь, мало походит на каналию. Здесь не пахнет отходами, сыростью или какими-то другими неприятными запахами. Разве что моим потом и немытой головой, которую я как раз хотела помыть после того, как вернусь из магазина.
— Треклятые вафли! — выругалась я, ощупывая стены и пол какой-то непонятной текстуры: холодные, подвижные, будто ленивые волны, но вода или влага не проступает.
