Дедушка когда-то был маленьким
– Сынок! Иди скорее сюда! – крикнула Лидия, выглядывая в окошко бревенчатого дома.
Лаэль отложил палочку, которой сражался со своим товарищем – гусаком по имени Гааг, сказал ему: «Подожди, скоро приду» – и побежал на зов. Гааг сердито пошипел вслед мальчишке и, распахнув крылья, двинулся к сородичам, щиплющим траву за воротами. Птичий предводитель не сомневался: когда мама зовёт Лаэля, это надолго.
В комнате на столе лежал странный предмет. По форме он напоминал грушу, приплюснутую, как будто фрукт долго-долго рос в тесноте. Кожица у этой огромной груши была шероховатая, как у персика. Однажды проезжавший через деревню южный торговец угостил Лаэля персиком, и мальчик запомнил, какой приятный тот на ощупь.
– Посмотри, – указала на стол мама, – отец велел подарить тебе скрипку в пятый день рождения.
– Это едят?
– Смешной ты какой! Не едят. Открой, пожалуйста, – Лидия щёлкнула золотистым замочком на боку «груши».
Лаэль осторожно откинул крышку футляра и увидел внутри ещё одну грушу: деревянную с длинной веткой и натянутыми вдоль тела тонкими верёвочками.
– Что это? – не отрывая взгляда от необычного предмета, спросил мальчик.
– Чудо.
Мама вынула инструмент, прижала его подбородком к плечу, достала из футляра палочку с прикреплённым к ней конским волосом и сказала:
– Возьмёшь смычок, проведёшь по струнам, случится музыка.
Сильный певучий звук обнял Лаэля и повёл за собой. У мальчика руки дрожали от восторга, когда он коснулся скрипки. Мама показала, как устроить инструмент: чуть выдвинула левый локоть Лаэля к середине груди, правый подняла так, чтобы он почти достиг уровня плеча, потом показала, как вести волосками по струнам. Нота получилась хрипловатая – так напевает гном, похожий на обветшалый пень.
– Почему скрипит? – удивился мальчик.
– Эх, папа лучше объяснил бы, – вздохнула женщина. – Попробуй ещё разок.
Лаэль плохо помнил папу. Когда тот покидал селение, мальчику всего два года исполнилось, горькие события не остались в памяти.
Покупая дом, отец занял денег у жадного богатея. Подходил срок платить. Однажды в дверь постучали. Лидия только уложила Лаэлюшку спать и боялась, что грохот разбудит его. Супруг сделал ей знак оставаться с ребёнком, вышел на крыльцо.
– Что ж это, Ганн, ты гостя у порога держишь? – громогласно спросил тучный мужчина.
– Сынишку спать уложили, господин Тарк, проснётся от шума, расплачется.
– Хоть и покричит, на то и дитё, а гостя уважить бы надо.
– Проходите, господин Тарк, – распахнул дверь Ганн, – прошу вас, тише.
Богатей зашёл в комнату, оценивающе посмотрел на молодую мать, которая загородила собой детскую кроватку.
– Присаживайтесь, угощайтесь, – сказала Лидия, указывая на пироги и крынку молока.
– Некогда мне, – сообщил гость, едва поместившись на табурете у стола.
Он взял пирог, откусил, положил обратно и обернулся к скрипачу.
– Что же, Ганн, пора деньги возвращать!
– Господин, Тарк, обождите немного! Когда в городе устроят ярмарку, я буду там выступать, заработаю и верну долг.
– До ярмарки четыре месяца, а деньги сейчас нужны. Я мог и раньше потребовать, да срока дождался. И ты имей совесть, слово держи! Вот что, – добавил он, поднимаясь, – если за неделю не отдашь, в тюрьму посажу. Или жена пусть твоя идёт ко мне отрабатывать. Кухаркой, может, прачкой, посмотрим.
Гость расхохотался и ушёл.
– Дорогой, – прошептала Лидия, – я пойду к нему кухаркой на четыре месяца, а ты заплатишь всё, что сверх того, когда заработаешь на ярмарке.
– Не будет этого, – строго ответил супруг, – всем известно, как плохо Тарк обращается с прислугой. Не могу любимую на мучения отправить. Неделя есть, придумаем что-нибудь.
Утром Ганн собрался и ушёл в город. «Наверное, надеется дать концерт на площади», – предположила Лидия.
Шесть долгих дней ждала она супруга, уж и не чаяла живым увидеть, никогда Ганн так надолго не отлучался. Наконец вечером накануне назначенного Тарком срока кто-то загремел ключами на крыльце. Лидия выбежала навстречу.
– Дорогой! Это ты?
Ганн молча прошёл в дом, положил скрипку в сундук и сказал:
– Хотел продать её, да знающих людей нет, никто не предлагал настоящую цену, а почти задаром незачем отдавать: и скрипки лишишься, и долг сполна не вернёшь. Пусть дожидается, пока подрастёт Лаэль.
– А сам-то не будешь играть? – испугалась Лидия.
