1. Пролог
Будильник…
Этот чёртов будильник, который будит меня каждый день в шесть тридцать утра. Я уже ненавижу его звон, ненавижу вставать так рано. Но мне выбирать не приходится, как и многим миллионам других.
Сейчас был так называемый век процветания, технологического подъёма, мнимая, что б их, утопия! Брехня всё это! Просто сказки для тех, кто в них верит. Я не верю, ибо живу в совершенно другом мире, не в том, что показывают по телевизору.
Пролежав ещё несколько минут на кровати, я посмотрел на часы. Сначала меня было хватил шок, что я проспал, из-за чего опоздаю на нелюбимую работу и меня тут же выгонят. Так как мне уже есть замена. Много тысяч замен таким, как я. Мы работали как чернорабочие, по крайней мере, я выполнял ту работу, на которую даже было жалко тратить энергию на подзарядку самого обыкновенного робота. Поэтому зарплата, которую выдавали мне, была куда меньше, чем потом придётся потратиться на обслуживание этого самого робота.
Удивительно, но факт! Человеческая жизнь таких, как я, выброшенных за борт современного общества, дешевле сраной железяки, мозгов у которой меньше, чем у индюшки. Зато она может с гарантированной точностью выполнять свою работу. А человек может подвести. Вот основная причина наших нищенских зарплат.
Но шок быстро прошёл, как и мысли, пролетевшие в один миг в моей голове. Всё же адреналин весьма интересно влияет на наш организм. Сегодня мне не надо было на работу. Впервые за два с половиной года мне предоставили отпуск. Аж на целую неделю! И сегодня у меня будильник играл не как раньше – в шесть тридцать, а в девять утра!
Сев на кровати, я осмотрел свою халупу. Ничего не изменилось за ночь. А сны были такими красочными, даже хотелось поверить, что моя жизнь изменилась. Но нет. Я всё в том же дерьме, в которое попал три года назад.
С этими мыслями я встал и глянул на электронные часы, которые висели на стене и вырубали будильник только в том случае, если я встал на ноги. Единственный подарок от корпорации. Чтобы точно не проспал. Умные, сволочи, всё делают ради своей выгоды. Как-то раз я видел такие на барахолке, стоят как две с половиной моих зарплаты, если не больше. С ума сойти можно, на что потратилась как-то раз компания. Но если меня уволят, то и часики заберут. А показывали они девять ноль три двадцать четвёртого апреля две тысячи восемьдесят девятого года.
— Надо пожрать… — буркнул я себе под нос, потянулся, зевнул от хронического недосыпа и пошёл умываться.
Умывальник на всю нашу общагу был общим, как и туалет с душевыми. Никого уже не смущало такое соседство. Просто все привыкли видеть одни и те же рожи. Было только одно правило: по чётным — душевая мужчин, по нечётным датам – женщин. А то законы на этот счёт были просто… сумасшедшие.
— О, Колян, — удивился сторож, который возвращался в свою комнату после суточной смены, приятный мужик лет пятидесяти, который во время службы в правоохранительных органах получил огнестрельное ранение и тоже оказался тут после этого. — А ты чего так долго сегодня? Обычно ты куда раньше встаёшь.
— Отпуск, дядь Юр, — попытался улыбнуться я, но ни хрена не вышло, настроение было, откровенно говоря, говно. — Давно пытался вырваться. Сегодня надо съездить кое-куда.
— О, наконец, деваху себе под стать нашёл? — то ли он решил меня так похвалить, то ли он меня только что очень сильно подколол, я не понял, из-за чего на моём лице сразу появилась не совсем довольная гримаса. — Ну, в смысле такую же хорошую, как ты.
— Если бы, — пожал я плечами и зевнул ещё раз, чёртов хронический недосып. — Мне надо сегодня на кладбище за город скататься. С самых похорон там не был. Никто не ухаживал, кроме меня, за тем местом. А потом я устроился на работу, и всё. Больше вообще никто туда не приходил.
— А сегодня… чёрт, сегодня же двадцать четвёртое, — изменился в лице Юрий Николаевич, а в его глазах появилось сожаление, — ну ты это, держись. Ты умный малый, может, и сможешь вернуться туда, где раньше был.
После он похлопал меня пару раз по плечу, и мы разошлись. Он ушёл в сторону своей комнаты, а я же нырнул в умывальную. В которой тоже ничего не изменилось. Хоть и чисто, сами жильцы поддерживали тут порядок, но общая изношенность всего просто кричала сама за себя. Плитка под ногами уже потеряла свой рисунок, металлические раковины местами уже проржавели, краны кое-где протекали. Нет, их ремонтировали, опять же, своими силами, но денег тут ни у кого не было, чтобы что-то заменить, а от государства на обслуживание общаги деньги почти не поступали.
— А ведь раньше всё было иначе, — подошёл я к зеркалу и осмотрел своё уставшее и небритое лицо. — Вот только это «раньше» не вернуть…
Включив холодную воду, я быстро ополоснулся и снова осмотрел себя, смыв утреннюю сонливость. Каштановые волосы уже так и просились, чтобы их постригли, даже виски и бока, обычно убранные под ноль, уже отросли настолько, что пряди лежали на ушах. Про чёлку вообще молчу, если бы не зачёс набок, то мешала бы глазам. Изумрудные с вкраплениями янтаря глаза покоились в глубоких впадинах, сразу было видно, как на мне сказалась работа по двенадцать часов семь дней в неделю. Щёки тоже впалые, губы немного ссохшиеся, скулы торчат, хоть ими упаковки вскрывай… а лоб уже начал покрываться морщинами.
