С дореволюционных времён в России существовали литературные клубы, салоны, музыкально-поэтические собрания. Они стали ведущей формой организации литературно-музыкальных сообществ. Различают поэтические, литературно-музыкальные, музыкальные и театральные гостиные. Как это происходит, кто попадает в эти салоны, что такое музыкальный котёл и как в нём вариться? Как оценить творчество, что такое просодия?
Просодия, в переводе с греческого, означает ударение, мелодию, то есть этот термин применяется к стихам, пению и подразумевает некоторую ритмическую и мелодическую схему, наложенную на цепочку звуков. Музыкальный котёл – это кухня, дрязги-сплетни околомузыкальной тусовки.
Обо всём этом в сатирической форме рассказывает эта книга.
Сон Саввы Отченашего, – фамилия ему досталась от далёких предков, – был сумбурным и реалистичным. После трудового дня, а работал он агентом по недвижимости, плотного ужина с женой, пары начириканных строк, ибо по совместительству с агентом он был ещё поэтом-самоучкой, Савва лёг спать поздно. Долго не мог уснуть и, лишь посчитав баранов, коих оказалось огромное стадо в несколько тысяч голов, провалился в чёрную дыру.
Под утро ему приснился красивый, волнующий, сказочный сон. Привиделось, что он сидит за столом и пишет стихи. Неясные строчки не рождённых стихов маячили в сознании, а ему никак не удавалось их записать. Бился-бился мухой в паучьей сетке, толку ничуть, не пишется и всё тут. Но неожиданно они запрыгали, заплясали и превратились в нотную тетрадь. Савва с изумлением обнаружил, как его рука выводит нотные знаки, хотя он никогда не учился музыкальной грамоте. Пригляделся к значкам и с изумлением заметил: ноты вспорхнули вверх и обернулись маленькими чёрно-белыми птичками, щебечущими какую-то неясную мелодию. Изо всех сил он старался её разобрать, но ничегошеньки не получалось. Савва вытянул голову вверх, боясь потерять птичек из виду и не заметил, как картинка изменилась.
Он очутился в ночном лесу на поляне у горящего костра, вокруг него – люди с гитарами поют песни. Савва – между ними, а перед его глазами прыгает весёлый огонь. Неожиданно пение смолкло, один из музыкантов встал, протянул ему руку, изрёк:
– Я спою песню на твои стихи.
– На мои? – подивился Савва. По спине пробежали мурашки. Ему показалось, что сейчас случится что-то из ряда вон выходящее. – Но на мои стихи песен нет! – растерянно глядя по сторонам, словно ища отгадку происходящему, выдавил он из себя.
Музыкант продолжал внимательно на него смотреть. Он был немолод, пожалуй, даже пожилой, с живыми карими глазами, крупным носом с горбинкой. В его чертах лица было что-то восточное, однако говорил он на чистейшем русском языке.
Савва заметил, как тот коснулся пальцами струн гитары, и они с трепетом отозвались. Зазвучала мягкая красивая мелодия. Баритон запел. Савва обомлел. Это были его ненаписанные строки о душе, ангелах, сотворении всего сущего. По лицу потекли слёзы:
– Как вас зовут, калика перехожий? Я читал, что вы можете переходить с того света на этот и обратно…
– Варламий, – просто ответил тот.
Только Савва захотел разглядеть собеседника – сон оборвался.
Рядом сопела в две дырочки гражданская жена Санька. Её белокурые локоны разметались по подушке и, судя по выражению сонного лица, снился ей очередной поход в кафе «Трюфелинка».
Каждую неделю Савва оставлял в этом чёртовом кафе часть зарплаты: Санька любила всё самое лучшее, а значит, всё самое дорогое. Вот и теперь она сладко причмокивала губами и облизывалась.
– Не иначе, ест черничное пирожное, – улыбнулся он, окончательно вылезая из-под одеяла. В голове свербила одна единственная мысль: подан знак! Нужно действовать. Кто-то свыше подсказывал – пора!
За кружкой обжигающе-горячего кофе пришла идея: а не собрать ли друзей-поэтов? Поговорить с ними. Попросить помощи в поиске музыкантов. В конце концов, организовать своё сообщество. Пусть одни пишут стихи, другие их поют.
Прошло два месяца, и такой случай представился.
Савва много времени проводил на поэтических сайтах, где они с поэтами обсуждали творчество друг друга. Многие знакомства из виртуальных быстро переросли в реальные, а однажды он познакомился с поэтом и музыкантом из далёкого Израиля: у них оказалось много общего. Нового знакомого звали Варламий.
У того было туманное происхождение, в своей родословной он совмещал с десяток народностей: армян, грузин, евреев, русских, цыган, поляков… Он не так давно уехал из России, женившись на израильтянке, но на новой родине прижился плохо, чувствовал там себя гоем, а после обидного прозвища «армянская тухес», данного ему соседом по лестничной клетке, решил жить на две страны. Успокоился он только после того, как, однажды выйдя на лестничную клетку выкурить сигарету, послал соседа расхожей фразой на идише: «Киш мири ин тухес унд зай гезунд!», что означало: «Поцелуйте меня в задницу и будьте здоровы!»
– В конце концов, в наше время, – думал Варламий, – можно иметь и двойное гражданство.
