В этой книге собраны рассказы, которые объединяет одна особенность. Каждый из них создан из осколков воспоминаний, впечатлений, опыта реальных людей. Много в них и из моей памяти – детства, юности, вчерашнего дня. Я не выдумала какой-то особенный мир. Всё в них знакомо – вещи, места, характеры. Особенно знакомо тем, кто вырос в девяностые, взрослел в нулевые и всё же остался немного ребёнком в наше время гонки за успехом, жизни в кредит, одиночества в бесконечном потоке общения в сети. Я буду рада, если вы узнаете в этих текстах себя, своё время, друзей и знакомых. Хотя, конечно, я об этом не узнаю, если вы мне не напишете. Так что заглядывайте ко мне в соцсетях. Я легко нахожусь по имени и фамилии. Поболтаем, а может быть, вы расскажете мне свою историю, а я аккуратно, чтобы не помять, разберу её на лоскутки новых сюжетов. Это моя первая книга прозы. Так что постарайтесь читать её как-нибудь особенно вдумчиво. Всё-таки у нас с вами это в первый раз.
С любовью, Елена Капитанова
Выпростанные из-под байковой простынки пятки приласкали тёплые лучи солнца, и последний сон вышел таким же тёплым. Нагретый жёлтый песок узкой тропинки вдоль бескрайнего поля одуванчиков. Жёлто-зелёная рябь по самый горизонт. Сплести венок, да руки и платье измараются в горьком коричневом соке. Не смыть – не отстирать. Мама наругает. А всё равно охота.
– Тише, дедко, Алёнушку разбудишь!
– Ну лешак!
От кастрюльного звона и дедушкиного ворчания одуванчики слипаются в сплошное жёлтое. И вот перед глазами уже никакое не поле, а любимые жёлтые шторы, которые сквозь выпукло-вогнутый рисунок сверлит весеннее солнце, протискивается вдоль стены, тянет ко мне прозрачные свои ладошки. И на душе как-то особенно тепло и радостно от этих лучей и оттого, что каникулы, и ещё от чего-то хорошего. А от чего, спросонья и не вспомнить. «Димка! – вдруг понимаю я. – Димка сегодня приезжает!»
Димка – двоюродный брат, и сегодня он, возвращаясь из армии, по пути заедет к нам погостить. И дедушка отправился на станцию его встречать. Димкой я восхищаюсь до обожания. Во-первых, он взрослый. Он вдвое меня старше, ему целых двадцать лет. Во-вторых, он из Сибири, далёкой и манящей, где я родилась, и куда мы с мамой никак не поедем. А в-третьих, он моряк-подводник, как дядя Валера, который лучше всех, и к которому я в два года сразу пошла на руки, хотя вообще-то боялась незнакомых. И у Димки тоже есть тельняшка и бескозырка, и ремень с якорем. Димку все любят, потому что он добрый и простой, не придирается к словам, и не ищет подвоха. И даже в армии, которой все боятся, потому что там бьют и отбирают посылки, он со всеми подружился.
Иринка, старшая сестра, ещё вовсю дрыхнет на второй половинке раскладного дивана, завернувшись, как в кокон, в стежёное ватное одеяло. Это в такую-то теплынь! Скорее-скорее вставать, чтоб уже начался этот чудесный день!
– Уже соскочила? – ловит меня в коридоре бабушка, и я замечаю, что на ней парадный фартук с узором под хохлому, – Иди ещё понежься.
Но нежиться в постели мне совсем не хочется. Наскоро натянув списанный в домашнее голубой костюм, шорты с футболкой, усаживаюсь к письменному столу, нашему детскому, общему с сестрой. Но как бывает всегда в минуты ожидания, найти себе занятие не могу. Грызу карандаш, качаюсь на стуле, забравшись на него, как на насест, с ногами. Воображаю себя акробатом. По обыкновению тех скромных лет, на стол уложено стекло для защиты лаковой поверхности. Под ним для красоты лежат открытки, а для удобства – расписание уроков и таблица умножения. И тут я замечаю на стекле необычный предмет – маленькое, выпуклое прозрачно-белое солнышко. Это капелька канцелярского клея. Она, наверное, ещё вчера упала на стол, причудливо расплылась и застыла за ночь. И столько во мне радости, что это хрупкое творение случайности я воспринимаю как знак, как символ этого удивительного солнечного дня. Аккуратно отделив от глянцевой поверхности, прячу в мой, верхний, ящик стола и прикрываю тетрадками. Взрослые не поймут, скажут «хлам всякий собираешь». Это для них смех, как мои не такие уж давние предположения, что кукла, может быть, живая, ведь она ночью чудесным образом поменяла позу.
Когда Димка приезжал в прошлый раз, в увольнительную – это так у них в армии называются каникулы – я ещё играла в куклы вслух, рассадив их в кресле. Димка смеялся, вставлял в игрушечный разговор шутливые фразы, подражая моему голосу, и особенно хорошо озвучивал резиновую Бабу Ягу, всегдашнюю нарушительницу кукольного спокойствия. Но это было не обидно, а наоборот, весело. Теперь я играю в куклы «про себя» и не на виду, в нише, где спит мама, а с тех пор как потеплело, ещё и на балконе. Я теперь взрослая.
Резкий звонок разбудил Иринку. Она села на кровати, помизюкала сонными глазами и улыбнулась. А я уже висела на дверном косяке прихожей, ковыряя отколовшуюся в одном месте прошлогоднюю белую краску, из-под которой виднелась зелёная – государственная. Вот странно, я так ждала Димкиного приезда, а когда увидела его на пороге, растерялась и не нашлась, что сказать. И мне на секунду показалось, что на этот раз передо мной совсем не тот наш добрый и домашний Димка, а какой-то новый и чужой человек. Я представляла себе, что он войдёт гордый и довольный, в нарядном мундире, улыбаясь во всю ширь, как на фотографии, которая с прошлой весны стоит у нас в серванте. Но Димка был в обычной коричневой куртке и выглядел растерянным.
