Птичка Воробей

Птичка Воробей
О книге
Эвалин, матёрая бизнес-леди, и представить не могла, что в день, когда узнает о предательстве самых близких людей, она умрёт и воскреснет в магическом мире. Хуже всего было то, что ей досталось детское тело, отсутствие магических способностей и предстояло в обязательном порядке прожить год в умирающем городишке Усвар. Но Судьба очень жестоко просчиталась, вверив опытной акуле такое грозное оружие как детская внешность. Потому что жизненное кредо этой особы: «МИЛА, СКРОМНА, МЕЧТАЮ ПРАВИТЬ МИРОМ»…

Читать Птичка Воробей онлайн беплатно


Шрифт
Интервал

1. Пролог

Говорят, увидеть бабу с пустым ведром – дурная примета. Тяжело спорить с этим утверждением, когда, уходя из дома на работу, открываешь дверь и застаёшь перед входом в свою квартиру соседку бабу Зину. И именно с пустым ведром.

Содержимое своего мусорного ведра она уже высыпала мне под дверь и теперь любовно прикрывала эту кучку моим же новеньким ковриком. Тот уныло сопротивлялся своей необычной участи. Траурно дыбился, топорщился могильным холмиком с приветливой надписью «Welcome» по хребту и упрямо отказывался становиться обратно плоским. Но бабушка не сдавалась. Кряхтя и фыркая от усердия, она была так поглощена своим творчеством, что не заметила моего появления.

Баба Зина, или Зинаида Петровна. Педагог с каким–то немыслимо огромным стажем работы. Добропорядочная, всегда приветливая соседка и просто хорошая женщина. Так мне казалось до этого времени. Что ж, возрастная деменция не щадит никого. Даже педагогов со стажем.

Я устало вздохнула и потёрла пальцем переносицу, силясь придумать, как погасить назревающий конфликт в зародыше. Потому что, как говорила моя покойная матушка, бесполезно выяснять на повышенных тонах отношения с детьми, стариками и сумасшедшими. Правды не добьёшься, а нервы себе попортишь.

День отчаянно пытался сорваться с накатанной колеи и ухнуть в чёрную полосу. Он старательно не задался с самого утра. Точно по шаблону, из турки сбежал кофе и залил собой сияющий глянец варочной панели. Затем утюг чихнул паром, испортил до дыр мою любимую блузку, отдал концы и взял курс в сторону свалки. Мироздание словно посылало мне сигналы: «Вернись в кровать! Спрячься под одеялко и не вылезай из-под него до завтра».

Но я не из тех, кто трусливо поджимает хвост и бормочет молитвы при виде дыры или кофейной жижи. Такой ерундой меня не взять. А бабки с пустыми вёдрами мне тем более не страшны.

Я кашлянула, чтобы привлечь внимание соседки. Старушка так резво сиганула в сторону, что я поразилась прыти в её возрасте.

– А–а, Линочка… это ты… – от неожиданности старушка запела привычным елейным голоском.

Но тут же осознала, что была застигнута на месте преступления с поличным. И скорбно горбившийся коврик, и пустое мусорное ведро выдали её с головой. Она моментально сменила тактику и рванула в атаку:

– Это ты! – злобной старой кошкой зашипела она на меня, – Это ты, Линка–паскуда, виновата!..

В чём же я, собственно, была виновата, разбираться не хотелось. Да и не представлялось возможным. Долго хранимая в душе ненависть хлестала из старушки потоком бессвязных обвинений и отборных матерных слов. Никогда бы не подумала, что эта с виду интеллигентная от мысков туфель до кончиков волос женщина знает такие ругательства, от которых и сапожники покраснели бы как юные школьницы.

Я осторожно переступила через холмик с мусором и закрыла за собой дверь. Аккуратно обогнула брызжущую и захлёбывающуюся в матерном лае бойцовскую старушку, стала спускаться по лестнице. Бабулька оторопела от такого возмутительного безразличия с моей стороны, подавилась бранью и беззвучно захлопала ртом. Задержавшись на межэтажной площадке, я спокойным ровным тоном бросила ей через плечо:

– Зинаида Петровна, потрудитесь, пожалуйста, убрать свой мусор из-под моей двери. И да, вам тоже здравствуйте, – и зашагала прочь.

Баба Зина вышла из ступора и, с открывшимся вторым дыханием разразилась мне вслед новой порцией брани.

«Добрососедским отношениям конец. Таскайте теперь, Эвелина, с собой зонтик да чаще оглядывайтесь по сторонам, – мысленно хмыкнула я, вваливаясь в салон такси, – Мстя бабульки будет страшна. Бабки, они такие, не переносят безразличия к своим тщательно спланированным козням. А особенно педагоги со стажем. У них опыт, ого–го! Прилетит тебе ещё ведро с помоями на макушку, вот увидишь».

Я назвала водителю адрес, откинулась в кресле и улыбнулась своему отражению в стекле.

«Может быть, надо было хотя бы для виду устроить наигранный нервный срыв? Бабка старалась, пакостила, а я… эх! Эмоциональный сухарь, что с меня взять?»

Я с детства не отличалась особой эмоциональностью. Когда другие пятилетки устраивали своим родителям образцово–показательные припадки возле витрин с яркими конфетами–игрушками, я поражала окружающих своей сдержанностью.

– Ты – рассудительная барышня, Эвелина, – говорила мне моя матушка, – И понимаешь, что, как все рассудительные барышни, должна быть сдержана в выражении эмоций.

Я понимала. И на стальных цепях держала свои чувства. Окружающие редко видели на моём лице что-то кроме вежливой полуулыбки, даже когда я была крайне возмущена или зла. Подобное воспитание – это верный путь к неврастении, если так рассудить. По–детски яркие эмоции, приправленные подростковыми гормонами и на долгие годы наглухо закрытые в маленький чёрный ящичек в душе, – не лучшее решение. Когда–нибудь такая смесь рванёт и тогда… Да, будет как в песне: «А иначе он взорвётся – трах–бабах! – привет, дурдом».

Когда у всех нормальных людей сошли подростковые прыщи, отгремели фейерверки гормонов и тосты в честь совершеннолетия, Мироздание подожгло бикфордов шнур, разорвав мою жизнь смертью матушки в клочья. И я рванула. В прямом смысле этого слова, съехала с катушек. Что я творила, в сознании до сих пор укрыто плотным туманом. Пришла в себя где–то через месяц. Очнулась на грязном заблёванном полу в нашей с нею квартире и будто наяву услышала над собой её грустный ласковый голос:



Вам будет интересно