Пусть приснится Земля

Пусть Земля – это только горошина

В непроглядной космической тьме,

На Земле очень много хорошего.

Пусть она мне приснится во сне.*

Пусть она мне приснится в дороге

В неизведанном звёздном пути

Как пред ней я стою на пороге,

И Земля у меня впереди.

Впереди, в голубой своей дымке

Мчится маленький шарик – Земля,

И на этой ничтожной песчинке

Мать взрастила тебя и меня.

Но не так уж это всё просто,

Там живут миллиарды людей,

И для жизни спокойной их можно

Нам пожертвовать жизнью своей.

Нас не будет в живых, ну и что же?

Нам не нужен надгробий гранит.

Сохранят о нас память звёзды

Те, что видели нас в живых.

Мы ведь знали, не всем нам придётся

Из полёта вернуться домой,

Вновь увидеть то жёлтое Солнце

И вдохнуть свежий воздух земной.

Мы уходим в межзвёздные дали

Не для славы, ни ради наград,

А чтоб люди о звёздах всё знали,

И всегда возвращались назад.

Но пускай те, кто будут за нами

Помнят пусть на тропинках кривых

Нам не надо ни славы, ни памятник,

Если звёзды зажгли для живых.

село Смоленское, 1977 г.

* Первое и последнее четверостишие взято из повести

В.П. Крапивина «Я иду встречать брата».

В. Железнов

Ветер порывами срывал с верхушек волн взбитую как крем пену, и швырял её на палубу. Ливень хлестал лицо и спину, бил тяжёлыми каплями, сгибая измученное тело. Дёрганый ритм швартовок на два борта изматывал и обессиливал. Уши глохли от дикого рёва пульповых насосов, рёва вентиляции, грохота цепей, скрежета стали и визга затёртых между бортов кранцев, от крика судовых сирен, рявкающего хриплого мата и команд. Звенели от перенапряжения стальные швартовы, едва выдерживая рывки. Лебёдки стонали и тряслись, набивая троса и подтягивая к борту пляшущие на волнах махины судов.

Но самое жуткое – это вода. Она как дьявол, как неукротимый зверь сбивает с ног, льёт с неба, с надстроек, из-за борта, с вентиляционных кожухов. Ты отплёвываешься от неё, стараешься увернуться, спрятать лицо от потоков мутной воды и грязи, но она проникает всюду. Ты снова и снова отплёвываешься от неё и вновь сгибаешься под обрушившимся на тебя чёрным столбом воды. Даже сам воздух кажется вязким и липким из-за взвешенной в нём воды и грязи.

Конечно, бывает и хуже, но сейчас, ночью, в конце вахты, кажется, что всё вокруг тебя взбесилось и направляет свои силы только против тебя одного. Кажется, что, рвущиеся как нитки, капроновые тросы толщиной в руку хотят ударить именно тебя, а волна налетает именно в то место, где ты стоишь. Да, так кажется. И, кажется, не хватит сил и терпения достоять эту вахту.

Но всему бывает предел, и эта вахта тоже закончилась. Теперь там, в этом мокром ледяном аду работают уже другие люди. Твои обязанности принял на себя другой, а у тебя впереди восемь часов отдыха. Можно расслабиться.

Усталость навалилась на тело как-то сразу, внезапно, стоило только переступить комингс светлого и тёплого коридора. Там, на палубе её не чувствуешь, работа отвлекает мысли, некогда прислушиваться к своему телу, а здесь в тёплом коридоре она сразу же напоминает о себе. Тут тепло, сухо, светло и относительно тихо. Ноги стали ватными, еле держали, и тем приятнее было плюхнуться на диван. Первым и единственным желанием было закрыть глаза и не двигаться, наслаждаясь покоем.

Откинувшись на спинку дивана и вытянув ноги, Валера просидел так пару минут. Но в мокрой и липкой робе не очень-то расслабишься. Приподняв отяжелевшие веки, он стал сдирать с себя прорезиненные доспехи. Стянув сапоги, прошлёпал мокрыми ногами в раздевалку, оставляя у дивана мутную лужу. На всё было наплевать. Развесив в сушилке мокрую робу, поплёлся в каюту, устало глядя себе под ноги. Теперь для полного счастья осталось встать под струю душа, а после завалиться в чистую постель.

От усталости Валера даже не удивился тому, что в каюте горела настольная лампа, и Саня что-то сосредоточенно чертил на листе бумаги. Вокруг него на столе и кроватях были разбросаны уже исписанные и исчерченные листы. Несколько раскрытых книг лежало перед ним. Не удивило и то, что его сосед не спит, ведь уже шёл пятый час ночи.

– Отбомбил? – оторвался Саня от чертежа.

– Да, всё нормалёк, спать ужасно хочется.

– Сейчас Валер, я уже почти закончил.

Не обратив внимания на последнюю фразу, Валера направился в душ. Хлопнула дверь. Щёлкнул замок. Зашелестела вода. Не та озверевшая и грязная, а тёплая и нежная. Ласковые упругие струи обтекали тело, слегка бодря и снимая усталость. Но спать от этого хотелось не меньше. Не затягивая водные процедуры, он выключил воду. Оставалось только сладко растянуться в постели, и окунуться в дремотное блаженство сна.

Предвкушая наслаждение, закутанный в огромное полотенце, он открыл дверь, и вовсе не обрадовался тому, что увидел. Несмотря на своё обещание, сосед не прибрался и не думал ложиться спать. Саня продолжал сосредоточенно чертить и делать непонятные пометки на полях чертежей. Сгорбленная над столом фигура, зашифрованные письмена, чертежи и рисунки в полумраке настольной лампы вместе с сигаретным дымом производили удручающее впечатление.

– Шура, ты что, озверел?!