«И жил Авраам… как странник, дни многие»
(Книга Бытия 21:34)
* * *
Тот, Кто вне времен, пространств и тленья,
В числах не испытывал нужды.
Не числом, а Духа измереньем.
Выводил Он меру красоты.
Божий Дух где хочет, там и дышит,
Что захочет Слово – то творит.
Первый день: земля безвидна, выше –
Тьма, и свет над этой тьмой парит…
Снег выпал на поля,
но я
был не в полях тогда.
Вода
летела, вниз плыла,
была
белым-бела она.
Со дна
небес кружились вниз,
в наш мир,
снега, а здесь глядим
мы им
навстречу – снизу вверх.
Теперь
повсюду тьма и смерть,
и нет
звезд и созвездий там –
пуста
вселенная моя.
Земля
белеет, и огни –
как нимб –
над ней зажглись. О, да!
Звезда
от всех сторон земли –
смотри –
видна… До Рождества –
дня два.
Чудо свершилось. Звезда Рождества
С тайны сняла недоступности полог.
Вышли, уставшие от колдовства:
Маг-чародей, звездочет и астролог,
И за знамением Божьим – звездой –
Трое волхвов из пределов востока
Долго брели, и вели за собой
Осликов трех по сугробам глубоким.
Скрип под ногами, то пласт снеговой
Тихо приветствует трех чужестранцев.
Вот это место! Над их головой
Стала звезда, освещая пространство,
Осликов и мудрецов, и дома…
Старцы в свои завернулись накидки,
Холодно было – стояла зима,
И мудрецы постучали в калитку.
«Кто там?» «Пустите посланников Бога,
Путь наш лежит из неблизкой земли».
Женщина им отвечала с порога:
«Что ж вы, входите». И старцы вошли
В дом, под звездой своего Господина;
Сняли накидки, и в свете свечи
Долго смотрели на божьего сына,
Спавшего в люльке у теплой печи…
Топятся печи в канун Рождества,
Садится хлеб, и готовятся яства;
В ночь появленья младенца Христа
В церкви спешит богомольная паства.
Тучный священник молитву поет,
Все ей внимают, и плавно, как пенье,
Падает снег; вековое вранье
Вновь искупается чудом Рожденья.
Притихшая Таврида спит устало.
Журчат цикад недремлющих свирели…
На склонах, налепившись, как попало,
Селенья спят, как дети в колыбелях.
Одни лишь мы не спим, и так неспешно,
К безмолвным прикасаньям привыкая,
Летим во тьме бездонной и кромешной,
По-птичьи именами окликаясь.
К нам – точно кожа – имя прикипело,
И тесно с ним душа переплелась,
А помнишь время, как оно несмело,
Издалека едва касалось нас?
И, как пугаясь маленького тела,
Порой оно пыталось улизнуть,
Но вслед летели звуки неумело,
Чтоб имя дикое к себе вернуть;
Как вместе мы росли, как привыкали,
Как друг на друга злились, и опять
Мы с именем единым сплавом стали,
Который не разрушить, не разъять.
Пусть смертна плоть, но имена живучи,
И образ наш хранят лишь имена;
Мы, именем обернуты певучим,
В грядущие уходим времена…
А здесь, средь диких скал и древних пиний,
Рождения подходит жданный час,
И человека пеленают в имя,
Как пеленали именами нас.
* * *
Темнеет, и ветер гоняет снежок,
И гнет у деревьев вершины.
Уже замело за оврагом лужок,
И дальше – поля и долины.
А в комнате тихо и нет ни души,
А вьюга свистит за окошком,
И мальчик не спит, и в кроватке лежит,
И страшно малютке немножко.
Он верит, как в детстве лишь верить дано,
В волшебные все небылицы,
И думает, что в темноте за окном
Нечистая сила резвится.
Он думает, что это бесы визжат,
Хохочут, и воют, и дуют;
И крестик покрепче в ладошке зажал,
И шепчет молитву простую.
Но утром развеются все миражи,
Ночные рассыплются страхи,
Когда он к окну босиком подбежит
В ночной своей, теплой рубахе.
Там, за окошком – бела и чиста –
Земля в своем новом уборе,
Станет под утренним солнцем блистать:
Застывшим заснеженным морем.
* * *
Ребенок к уху Книгу приложил.
Так бережно держал, так осторожно,
Когда ему сказали, что внутри
Незримо обитает Слово Божье.
Как раковину из глубин морских,
Он испытует любопытным слухом
Тяжелый том. Что там, в глубинах сих,
Расслышит он неискушенным ухом?
И, фолиант на место положив,
Сказал ребенок, обращаясь к старшим
(Что он услышал, если вдруг спросил?):
«А там, внутри, Ему совсем не страшно?»
Триптих Архангелу Михаилу
1(мгновение перед битвой)
Прекрасный ангел, утренней зарницей
Тебя Господь когда-то называл;
Но, как случилось, светлый мой Денница,
Что в одночасье ты пред Богом пал?
Ты был мне братом, как и те… Из света
Нас сотворил когда-то Элохим.
Но – «кто как Бог?» – воззвал я и ответа
Не нужно мне! Перед лицом твоим,
Оплавленным проказою гордыни,
Стоял я с пламенеющим мечом –
Уже не будет ничего отныне,
Как прежде было! Больше ни о чем
Я не спрошу, отверженный Денница,
Тебя и тех, кто отошел от нас!
Как Божья благодать на вас дымиться,
Как Дух Господень выжигает вас!
Ужасна кара: огненное Слово
Преобразило – жуткая печать –
Весь облик ваш. Как длань Его сурова!
Все замерло… Лишь острие меча
Колышется едва передо мною,
И я – как песню – Господу пропел
Девиз мой древний, призывая к бою
Своих собратий светлых: «Ми ка эл!»
2(битва кончилась)
Пеплом спадали с небес
Бывшие други
Вниз. Все вы теперь бесы,
Дьявола слуги.
Помните? Прежде, сыны
Светлые были…
Как же стремительно вниз
Вас уронили!
С горних, прекрасных высот –
В юдоль из праха;
Вниз – через весь небосвод –
Прямо с размаха
Падала бывшая треть
Ангелов бывших.
Как же ужасно смотреть:
Тыщи и тыщи…
Став там – горе, на карниз –
Птичьею стаей;
Вслед вам, заброшенным вниз,
Молча взираем.
В руке пламенеет меч,
