Прозрачные клинки из хрусталя,
В шкатулках специи, и грозы
В позеленевших медных сундуках.
Пропахли трюмы «Галеота»
Другими странами, эпохи,
Где не был я.
И крылья бури
Уносят в Далеко-Далёко.
Дзинь! – ровно в девять часов утра звякнул колокольчик над входом в лавку «Борхост и племянники. Всё, что вам угодно». Ранний посетитель аккуратно закрыл за собой дверь, вытер ноги о коврик и, не спеша, двинулся вглубь магазина, через лабиринт стеллажей, полок и шкафов, где прятались диковинки со всего света. Пару раз, в самых узких проходах, мужчина задевал широкополой шляпой странные артефакты, сметая их на пол. Поднимал, крутил в руках и ставил обратно, удивленно бормоча: «Откуда только берут такое?!»
Поблуждав немного, посетитель вышел к длинному прилавку, монументальному сооружению из темного дуба, за которым восседал на табурете цверг. Одной рукой коротышка держал громадную кружку, а другой водил пальцем по желтым страницам маленькой книжечки. Старик, не глядя, шумно прихлебывал чай и беззвучно, одними губами, проговаривал вычитанное в пахнущем свежей краской томике.
Не отрываясь от чтения, цверг кивнул блестящей лысиной гостю на место напротив себя. Посетитель не стал ждать второго приглашения – расстегнул куртку, подбитую белым мехом, кинул на прилавок шляпу, дав рассыпаться по плечам соломенным волосам, и уселся на стул верхом. Демонстративно, стараясь не шуметь, придвинул к себе поднос с графином и парой стаканов. С напускным подозрением налил себе темно красной жидкости и с показной осторожностью пригубил. Впрочем, маленький спектакль пропал зря – цверг не обратил на него никакого внимания, а в графине оказался сладкий вишневый компот.
Графин успел наполовину опустеть прежде, чем цверг хмыкнул, заложил страницу шелковой ленточкой и захлопнул книгу.
– Ты представь себе, – цверг притянул к себе поднос.
– Нет, ты представь себе, стоило появиться печатному станку, как оказалось, что каждый второй считает себя писателем. И ладно опытные старые цверги, им все равно заняться нечем, так ведь всякая молодежь лезет! И пишут, и пишут… Еще борода не выросла, а туда же. «Мои мемуары – двадцать лет в шахте.» Двадцать! Да я пятьдесят только вагонетку толкал. Стыдно! Молокососы…
Хозяин магазина залпом допил компот.
– А это? – цверг кивнул на сваленные стопкой книжечки в мягкой обложке, – «Тролль и двое из лесу», «Тролль и волшебник», «Возвращение Тролля». Тьфу! И это только за последний месяц. И ведь кто-то это пишет, а что страшнее – кто-то читает. Совсем народ обескультурился.
– Кстати, доброе утро, Борхост. С самого рассвета с книжкой сидишь?
– Как же, – ухмыльнулся цверг, – начинать утро с плохой литературы – дурной тон для цверга. Я еще не ложился. Как вечером засел за эту дрянь, так и просидел всю ночь. Хорошо пишет зараза, хоть и врет на каждом шагу. Вот послушай…
– Прости, Борх, в следующий раз. Я к тебе по делу.
– Эх, Войд, Войд. Нет чтобы уважить старика, побеседовать о возвышенном, выслушать. Мне ведь здесь и поговорить по душам не с кем – или клиенты, или подчиненные. А племянники те вообще… Что за человек ты, никакого понятия?!
– Можешь считать меня сегодня своим клиентом.
– А так тем более! Выслушай, покивай с понимающим видом. А потом поднеси подарок и попроси рассмотреть твое дело.
– Что-то ты, Борх, совсем занудой стал, засиделся на месте. В молодости за тобой такого не водилось.
