Путешествие Магеллана

Имя Антонио Пигафетты неразрывно связано с историей первого кругосветного плавания. Этот провинциальный дворянин волей случая стал историографом предприятия Магеллана, и его записки по праву считаются одним из наиболее ценных документов эпохи географических открытий.

Сын богатого патриция, уроженец Виченцы – древнего, погруженного в дремотный покой города, чьи судьбы были связаны с судьбой дряхлеющей Венеции, Антонио Пигафетта прямо из покоев старого фамильного палаццо попадает в Барселону, а оттуда в Севилью – порт, из которого десятки испанских кораблей отправлялись в недавно открытые заморские страны. Он становится участником экспедиции Магеллана, пересекает три океана, видит цветущие берега Бразилии и унылые, погруженные в молочный туман утесы Огненной Земли, попадает на острова Тихого океана, мерзнет в холодных водах Южной Атлантики, изнывает от жары в Индийском океане, терпит неимоверные лишения и голод, участвует в ожесточенных схватках с туземцами на берегах неведомых земель и возвращается с горстью моряков, переживших мытарства трехлетнего плавания, совершив первое в истории человечества путешествие вокруг света.

Его записки – не хроника бесстрастного летописца и не дневники вдумчивого ученого-исследователя. Это беглые заметки наивного и любознательного человека, страстного искателя приключений и наживы.

Пигафетта ничем не отличается от своих современников и сверстников – рыцарей знатных и худородных, с дворянским гербом или без него, которые кинулись в новооткрытые земли в поисках легкой добычи.

Быть может, многим из них он уступает в знаниях, способностях, энергии и предприимчивости. Вместе с тем ему чужды фарисейские приемы летописания, свойственные многим «заслуженным» историкам. Он не рядит своих спутников в одежды ратоборцев «христианской цивилизации», не извращает факты в угоду предвзятым концепциям. Разумеется, далеко не все, что видит он на своем пути, может он понять и объяснить, о многом не упоминает, хотя порой с излишней подробностью описывает мелочи, с подкупающей непосредственностью ведет он свой немудреный рассказ. Вчитайтесь в его записки – и перед вами раскроется одна из наиболее ярких страниц хроники великих открытий.

В глазах историков и географов события бурного века открытий рисуются как эпизоды грандиозной героической эпопеи: в солидных трудах и исторических романах, в журнальных статьях и школьных хрестоматиях они поют осанну подвигам «Одиссеев нового времени», раздвинувших границы старого мира, приобщивших к «благам европейской цивилизации» колоссальные территории Нового и Старого Света. Достаточно, однако, ознакомиться с подлинными записями, которые вели эти прославленные Одиссеи, чтобы лишний раз убедиться, насколько справедлива была характеристика, данная Марксом в XXIV главе «Капитала»: «Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги к завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на чернокожих – такова была утренняя заря капиталистической эры производства. Эти идиллические процессы составляют главные моменты первоначального накопления».

В течение XV столетия пиренейские державы – Испания и Португалия – выходят на путь широкой заморской экспансии: в обеих странах особенности их внутреннего развития и географического положения определили необходимость и возможность поисков новых земель и новых морских путей; в социальных битвах XV в. и в Португалии, и в Испании феодальная знать потерпела поражение в борьбе с королевской властью, опиравшейся на города, и там, и здесь процессы объединения страны шли в условиях Реконкисты – непрерывных внешних войн с маврами, которые шаг за шагом вынуждены были уступать земли Пиренейского полуострова, захваченные ими в VIII столетии. В Португалии эти войны закончились в середине XIII в., в Испании – лишь на исходе XV в.

Реконкиста породила рыцарство, класс, который жил и кормился войной и по мере ее завершения мало-помалу терял свои экономические позиции.

Когда захвачены были последние мавританские земли на юге полуострова, алчное и неуемное в своем стремлении к обретению легкой добычи рыцарство бросилось на поиски новых источников дохода: в них остро нуждалась и молодая, еще не окрепшая буржуазия, и королевская власть.

Обстановка, сложившаяся в том же XV в. В Передней Азии и в восточной части Средиземноморского бассейна, препятствовала установлению прямых связей между Западной Европой и богатейшими странами Дальнего и Среднего Востока, к которым устремлялись помыслы искателей наживы. Монгольская империя распалась, закрылись прямые торговые пути, проложенные в XIII в. по сухопутью из Европы в Китай и Среднюю Азию. На Балканском полуострове и в Малой Азии утвердились турки, которые преградили европейским купцам путь, ведущий через главные ворота Востока – Византию (Византия была захвачена турками в 1453 г.). Правда, оставалась еще свободной южная дорога в Индию через Египет и Красное море, но вся транзитная торговля, которая велась через Александрию с Южной Азией, находилась в руках венецианцев.