В одном далёком и очень зелёном лесу, листья которого были переплетены густо, словно спагетти, которые вовремя не промыли водой, жил был маленький жёлудь Пьер.
Конечно, он был совсем не один, а со своей многочисленной роднёй. Все вместе они проживали на Большом Старом Дубе, что рос в самой лучшей части леса. Правду говоря, о других его частях желуди ничего толком и не знали. Солнечный свет там гостил чаще и дольше, чем где бы то ни было ещё в тех краях. Птицы вили там свои обережные гнезда, а звери растили детёнышей.
Вот в таком месте жил наш маленький жёлудь, и он обожал свой дом не меньше, чем ты, мой маленький читатель, любишь свою семью и большую порцию шоколадного мороженого.
Каждый день маленький Пьер исследовал новую веточку, да-да, его дуб был настолько огромен, что нашему герою требовалось довольно много времени на то, чтобы познакомиться с многочисленными братьями и сестрами, а главное – с новыми видами, открывающимися с разных веток. И, надо сказать, увиденное каждый раз восхищало его по шляпку до маленьких твёрдых мурашек. Он уже видел другие деревья, юркую, блестящую, как чешуя прытких рыб, реку и облака-тучи, пропитанные дождём, словно губка. И эти виды манили его так сильно, что даже снились ночами. Хотя всем-всем было известно, что нормальным желудям сны не снятся. Это было так же странно и запретно, как и желание путешествовать. Потому что каждому жёлудю хорошо известно ГЛАВНОЕ ПРАВИЛО – если ты покинул дуб, значит жизнь твоя окончена навсегда, ведь ещё НИКТО не возвращался обратно.
Пьеру это было хорошо известно, но желание путешествовать и узнать, что же находится там, за рекой, это не могло убавить ни капельки, ничуть. Но и отважиться на путешествие Пьер пока тоже не мог, а потому всё, что ему оставалось, – это регулярно (после всех своих школьных дел и домашних обязанностей, конечно) подниматься на саааамую верхушку Дуба и, распевая весёлые песенки про глупых муравьёв, обозревать весь мир.
Песенка
Глупый-глупый бададей
скушал всех лесных зверей,
надорвал он брюшко-о-ооо.
Бададей – так Пьер называл муравьёв в детстве, когда ещё плохо произносил слова. Признаться, он их немного боялся из-за их невероятной силы и упорства, а потому не особо любил. А дразниться он любил просто потому что. При этом дразнилки он никогда не пел никому вслух специально, а значит, и не обижал. Он вообще был очень добрый, наш маленький Пьер.
Продолжая менять на ходу строчки в песенке, он остановился на своём самом любимом месте и стал смотреть. Там было всё: и полноводная река, и другие деревья, казавшиеся маленькими, ведь его папа-дуб был самым большим в округе. И тёмная полоска ёлок, словно проведённая распушённой кистью там, вдали. Он медленно вращался вокруг себя, и его глаза расширялись всё больше. А вот и скалистые горы, о которых он лишь слышал. И огромные птицы, которых не встретишь в ворохе листвы даже самых верхних веток. Пьер продолжал зачарованно разглядывать каждый новый кусочек такого огромного мира. И время замерло, как оно это делает каждый раз, когда мы увлечены чем-то необъятным – то есть тем, что гораздо больше нас самих. Будь то мир вокруг или охватившие нас чувства.
Внезапно донесшийся смешок заставил Пьера снова подскочить и поспешно поправить почти упавший колпачок. Это был тот самый Агариус, один из самых старых желудей на их Дубе. Его насмешливый взгляд заставил Пьера покраснеть: он был так увлечён новыми красками, что не услышал, как бородатый старейшина подошёл и встал совсем рядом, словно разглядывая мир глазами совсем юного Пьера.
– Извините, Агариус, я вас не заметил.
– Оно и видно, малыш. Но я не виню тебя, эти виды гораздо интереснее какого-то старого замшелого жёлудя, – захихикал он, и его хихиканье окутало всё вокруг, словно мягкий мох.
Пьер засмущался и пробормотал что-то неразборчивое, что он вовсе не считает такого уважаемого жёлудя замшелым. Честно говоря, значение этого слова он и не знал вовсе, но чувствовал, что это что-то неприятное и явно не такое красивое, как вид на долину и скалы.
– Ладно, не смущайся, – засмеялся Агариус себе в седую бороду. – Как тебя зовут? И что ты здесь делаешь? Ко мне редко добираются гости, и уж точно впервые посетил кто-то столь юный.
– Меня зовут Пьер, и я обожаю путешествовать по веткам! Собственно, так я сюда и попал – задумался о том о сём, и мои ноги сами принесли меня сюда.
– Ясно. Ты, значит, любишь путешествовать, – задумчиво кивнул Агариус. – Я тоже когда-то очень любил. И у меня получилось.
– Расскажете?! – взволнованно воскликнул Пьер, забыв про любую почтительность к старшим.
Агариус посмеялся и поведал ему о том, как когда-то, когда он был совсем таким же, как сейчас Пьер, подружился с одним замечательным скворцом, который случайно залетел на ветку их Дуба. Они с ним долго беседовали обо всём на свете. Оказалось, что его влекли дальние странствия, а его семья была против, считая, что он глупый скворец и что нужно жить там, где ты родился.
Маленький Пьер горько вздохнул.
– Вот и мои родители думают так же, – произнёс он.
Агариус повёл кустистыми бровями и сказал:
