– Кошкина! Двадцать приседаний! – командует физрук.
Меня глазами сверлит. Хоть бы в журнал посмотрел, невоспитанный.
– Я Мышкина! – выкрикиваю надрывающимся голосом.
Сколько можно изводить меня.
– Тогда тридцать приседаний, – кивает с победной улыбкой на небритом лице.
С такой внешностью не в школе работать надо, а в модели идти. Высокий, плечи широченные, на лице идеальная щетина – короче, будто только с обложки модного журнала.
– Давай, давай, – подгоняет меня взмахом руки.
Раз! Опускаюсь, вытягиваю руки перед собой. Думаю о том, что до конца учебного года осталось всего две недели. И это очень хорошо.
Два! Наш новый физрук угрожает мне испортить аттестат двойкой, и это очень плохо. А у меня есть всего две недели на то, чтобы исправить ситуацию.
Три! Я ненавижу физкультуру.
Четыре! Я ненавижу нашего физрука, Ильина Степана Александровича.
Пять! А ещё я ненавижу свой лишний вес. Правда, за последние пару месяцев мне удалось сбросить чуть больше десяти килограммов, но тростинкой я от этого не стала. Разве что в объёмах немного уменьшилась.
Щёки – на месте. Бёдра – тоже на месте. Спасибо хоть с живота и боков жир немного ушёл.
Три-идцать! Еле дыша, выпрямляюсь и ставлю руки на пояс.
С вызовом смотрю на учителя, который даже не пытается скрыть усмешку. Да, я выполнила твоё задание, подавись! Думал, после пятнадцатого раза упаду без сил? Как бы не так. Не зря же я на протяжении нескольких последних месяцев работаю над собой: пробежки по утрам, диета.
Но этому качку доказывать что-либо бесполезно. Он считает меня толстухой и слабачкой, недостойной даже тройки за его «самый важный на свете предмет».
– Браво, Пышкина! – справа в ладоши хлопает Мишка Рягузов – мажор и директорский сынок.
Он вечно меня дразнит, но если раньше я молча терпела его выходки, то с некоторых пор научилась давать отпор.
Поворачиваюсь и криво улыбаюсь выскочке. Сжимаю руку в кулак и покачиваю им несколько раз в воздухе.
Рягузов поднимает руки в примирительном жесте и делает шаг назад, хоть между нами и так приличное расстояние. То-то же.
С некоторых пор Мишка со мной не связывается. Так, на словах дразнит немного, не более.
– Ря-агузов! – рычит Степан Саныч. – Десять кругов вокруг площадки, раз-два!
Раздаётся свисток, и Мишка нехотя срывается с места.
Смотрю на Ильина. Хмурится. Злым взглядом провожает ученика. Чего взбесился?
Мишка вроде нормально себя вёл, только меня немного задел…
– Два, Крышкина! – бросает в мою сторону.
– Я – Мышкина! – произношу едва не плача.
Два? В смысле, два?
Звенит звонок с урока, весь класс несётся в сторону спортзала, чтобы переодеться. Мы занимались на улице, потому что тепло уже, май как-никак.
Провожаю взглядом своих подруг и уверенным шагом иду к учителю.
– Степан Александрович, – обращаюсь к физруку.
Отбрасываю в сторону свою тяжёлую косу. У меня длинные каштановые волосы, почти до попы.
Кончик косы плавно разрезает воздух и прежде, чем упасть за моё плечо задевает грудь Саныча.
Опять. Ну почему я из раза в раз делаю одно и то же?
Саныч злится. Он вообще вечно хмурый такой, мышцы на накаченных руках буграми ходят.
– Степан Саныч, – роняю чуть тише, – почему опять «два»? Я же выполнила ваше задание?
Дую пухлые губы и гляжу на громилу исподлобья.
Он несправедлив ко мне. И я не отстану, пока не объяснит причину.
– Пышкина! У тебя перемена лишняя? – проходится по мне острым взглядом, задерживается на надутых губах, громко сглатывает.
Устал, наверное, пить хочет. Солнце печёт так, будто уже лето наступило.
Но и я тоже устала. От его бесконечных претензий и угроз испортить мне аттестат.
– Я – Мышкина! – пищу срывающимся голосом.
– Всё! Иди! – отмахивается от меня.
Отворачивается демонстративно, словно не хочет видеть. Закидывает на плечи сетчатый мешок с баскетбольными мячами, а я вдруг застываю от того, как его мышцы бугрятся при каждом движении. Как загипнотизированная изучаю жилистые руки, широкие массивные плечи, которые, кстати, Ильин вечно напоказ выставляет, приходя на занятия в борцовках.
Степан Александрович моего пристального внимания не замечает, к счастью. Размашистой походкой уходит с площадки.
Язык так и чешется крикнуть ему вслед пару ласковых. Но я держусь. Учитель всё-таки.
Учитель. Что самое обидное, этот бугай сам ненамного старше нас, учеников. Даже университет ещё не закончил, если верить тому, что болтают девчонки, Ильин только в этом году диплом получит. Но строит из себя великого педагога и спортсмена.
Хватаю со скамейки свою сумку, и, не переодеваясь, бегу в столовую. Девчонки меня там ждут.
Самый дальний столик выбрали и даже еду уже взяли. Себе. Мне, как всегда, только сок.
– Достал! – опускаюсь на стул, пристраивая свою ношу рядом у ног. – Ну почему, почему Александр Степанович нас бросил?
Опускаю голову на ладони, наигранно похныкивая.
Александр Степанович – самый крутой физрук, которого мне довелось видеть за одиннадцать лет обучения в школе. Он никогда меня не гонял, с пониманием относился к моим проблемам. Классный дядька, правда, по совместительству отец нашего громилы.
И как у такого замечательного отца выродился такой отвратительный сынок?
