В индуистском пантеоне с древнейших времен присутствует божество, удивительным образом обособленное от других сакральных сущностей. Это бог Рудра. Различия заключаются в следующем:
1. В «Ригведе» ему посвящены три гимна, в которых Рудра изображается молодым, сильным, быстрым, свирепым. У него твердые члены, спутанные волосы, прекрасные губы; он улыбается, как Солнце. Вместе с тем, он свиреп и разрушителен, как ужасный зверь (РВ, II, 33,11). Он – красный вепрь неба» (II, 33, 7) и бык, отец мира (VI, 49, 10), у него колесница, в руке – молния или палица, лук и стрелы (в «Атхарваведе» он не раз называется лучником)» (6).
При всем при этом Рудра – воинственный, могучий, юный и деятельный – никак не участвует в главной космогонической схватке: борьбе богов с Вритрой, в которой задействованы так или иначе все Боги, ибо это схватка творения. Подобная индифферентность была бы объяснима, если бы Рудра являлся поздним «пришельцем» в пантеон или сакральной сущностью, порожденной уже в ходе космогонии. Однако он – один из самых древних богов, присутствующих в пантеоне Древней Индии изначально.
2. Отсутствие Рудры в основополагающей мифологеме тем более странно, что ему, как никакому другому ведическому божеству, присуще такое качество, как амбивалентность. Он насылает болезни, разрушает, сжигает – и, в то же время, к нему обращаются молитвы об избавлении он болезней и бедствий.
Амбивалентность в той или иной степени является качеством именно демиургических божеств. Низшие божества, как правило, обладают определенными функциями с определенным знаком. Бог-демиург аморален в высшем смысле этого слова, от него исходит как добро, так и зло; как благо, так и наказание. Таким же качеством в ведической мифологии изначально отличался и Рудра.
3. В отличие от всех других богов древнеиндийского пантеона, жертвы Рудре приносились не на восточной, а на северной стороне, за пределами поселения людей (!), причем, они – подношения Богу – бросались на землю, как собаке.
4. Странно выглядит содержание жертв, приносимых Рудре: то, что неприлично было предложить другим богам – гнилые отбросы. При этом, кроме отбросов, временами Рудре приносили в жертву самое дорогое, включая принцев и принцесс.
Начало новой «биографии» Рудры
В сакральной «биографии» Рудры четко прослеживаются три периода: ведийский, брахманский и упанишадский.
В ведийский период Рудра связан со смертью («свиреп и разрушителен, как ужасный зверь»), но может и отвращать смерть: его просят о лекарствах, дающих долгую жизнь, его называют исцелителем и лучшим из врачей.
Оргиастические черты Рудры неотделимы от связываемых с ним представлений о плодородии и жизни. Он окружен зооморфными символами сексуальной силы. Оплодотворяющий дождь – одно из средств Рудры против слабости. К Рудре обращаются с просьбой: «да размножимся мы, о Рудра, через детей». О нем говорят: «Да создаст он благо нашему скакуну, здоровье барану и овце, мужчинам и женщинам, быку». С Рудрой связывают понятие жизненной силы…
Таким образом, Рудра соотносим со всеми членами комплекса «смерть-плодородие-жизнь»; недаром его называют Трьямбака, «имеющий трех матерей» (т.е. три космических царства). Преимущественные связи Рудры – с марутами, Сомой (в «Ригведе» еще и с Агни…). Жена Рудры – Родаси». (6). Нельзя не обратить внимание на то, как совсем «по-русски» звучит имя древнеиндийской богини.
Образ Родаси тоже многозначен. Ее имя производят от санскритского «rodas» – «земля». Она – «несущая удовольствия». Она простоволоса, длинноволоса, молода. Имя Родаси употребляется также в двойственном числе и означает при этом парный образ земли и неба. В таком контексте «родаси» являют собой двух юных дев (7).
В период брахман, основное содержание которого составляет переход от древнего, первобытного ведического вероисповедания к классическому брахманизму, происходит удивительная инверсия образа Рудры. Смысл этого преображения заключается в появлении рядом с именем Рудры такого эвфемического эпитета, как «шива» – «благой». Со временем «шива Рудра», «благой» Рудра», становится просто Шивой. Теоним «Рудра» становится фигурой умолчания, как, например, в русском именовании «Спаситель Христос» осталось только определение «Спаситель», которое само было впоследствии заменено редуцированным вариантом «Спас». Говоря «Спас», мы подразумеваем Христа. Впрочем, иногда уже и не подразумеваем, а уповаем на смысл, заключенный в самом слове «Спас». Так происходит речевой отказ от первоначального имени собственного, подсознательное затушевывание его в пользу актуального содержания, заключенного в эпитете, в нарицательном. Слово Спас начинает бытовать автономно, как имя собственное. При этом содержание, заключенное в нем, оказывается даже шире исходного. Мы говорим: «Спас зимний», «Спас летний»… Подставьте в данные выражения «Христос» вместо «Спас» – и получится бессмыслица, если не кощунство. Христос – это только имя. Спас – не только имя, но и понятие.
Теоним Шива общеизвестен. Но, как мы видим, он – отнюдь не имя собственное. Шива – изначально – эпитет Рудры. Это важный отправной пункт нашего исследования, равно как и важный отправной пункт религии брахман.
