I
Родители, рождение и ранние годы жизни
Мой отец никогда не принимал дары от шудр (каста чернорабочих). Он проводил большую часть дня в поклонении, джапе и медитации. Когда он выполнял ежедневную духовную практику, произнося Гаятри-мантру («Открой мне, о Богиня Гаятри, подательница благ…»), грудь его вздымалась и краснела, а по щекам текли слезы. Когда отец не был погружен в поклонение, он делал гирлянды, нанизывая цветы на нить, чтобы наряжать ими Рагхувира[1]. В свое время ему пришлось покинуть дом родителей, потому что он отказался лжесвидетельствовать. Односельчане любили его и почитали как риши[2].
Когда мой отец проходил по улочкам деревни в своих деревянных сандалиях, лавочники в знак уважения вставали и перешептывались: «Вон он идет!» Когда он купался в водохранилище Халдарпукур, селяне не отваживались входить в воду. Прежде чем искупаться самим, они спрашивали, завершил ли омовение он. Когда мой отец пел имя Рагхувира, грудь его краснела. То же самое происходило и со мной. Когда во Вриндаване я видел коров, возвращающихся с пастбища, мною овладевало божественное настроение и тело мое краснело[3].
Мать моя была воплощением простоты. Совсем не практичный человек – даже деньги считать не умела. Ей недоставало разумности, чтобы держать при себе то, о чем болтать не стоит. Она всегда всем говорила, что у нее на уме. Поэтому люди говорили о ней «язык без костей». Ей очень нравилось кормить людей.[4]
Люди прошлых поколений верили глубже и сильнее. Это можно сказать и об отце Халадхари… сколь велика была его вера! Однажды на пути в дом своей дочери он приглядел красивые цветы и листья бильвы[5]. Он собрал их для поклонения домашнему божеству и понес обратно домой – пять или шесть миль.
Однажды в деревню приехал бродячий театр. Ставили жизнь Рамы. Когда Кайкейи потребовала от мужа, чтобы тот отослал Раму в лес, в изгнание, отец Халадхари, смотревший представление, вскочил на ноги. Он направился к актрисе, игравшей Кайкейи, и, вскричав: «Мерзавка!», совсем уже собрался ткнуть пылающим факелом в лицо… Он был очень набожным человеком. После омовения он имел обыкновение еще некоторое время стоять в воде, медитируя на божество и декламируя: «Я медитирую на Тебя, краснотелый и четырехликий», – и по щекам его струились слезы.[6]
Однажды мой отец поехал в Гайю. Там ему во сне явился Рагхувир и сказал: «Я намерен родиться в качестве твоего сына». Отец ответил: «О Господи, я – бедный брахман. Как смогу я служить Тебе?» «Не тревожься об этом, – ответил Рагхувир. – Все будет улажено».[7]
Я родился на второй день после новолуния. Мой гороскоп указывает положение Солнца, Луны и Меркурия на момент рождения. Больше особых подробностей нет.[8]
Когда я был мал, мужчины и женщины деревни Камарпукур души во мне не чаяли. Они любили слушать мое пение. А еще я развлекал односельчан тем, что имитировал жесты и речь других людей – очень похоже. Женщины часто приберегали для меня какое-нибудь угощение. Никто не относился ко мне плохо. Все считали меня членом семьи.
Но я вел себя как беззаботный голубок. Захаживал только в счастливые семьи. А где видел бедность и страдания – оттуда бежал. Я крепко дружил с несколькими мальчишками из деревни, с некоторыми был очень близок, но ныне они всецело погружены в мирскую жизнь. Порой кто-нибудь из них навещает меня здесь, и тогда они говорят: «Бог мой! Такое впечатление, что он ничуть не изменился со школьных времен!»[9],[10]
В школе арифметика давалась мне плохо, зато я отлично рисовал и еще с малых лет умел лепить фигурки богов. Особенно хорошо у меня получалась фигурка Господа Кришны с флейтой в руках. И вообще фигурки разных богов и богинь. Затем я продавал эти фигурки по пять или шесть анна[11]. Также я делал движущихся кукол – на пружинках. Ко мне порой обращались даже технические специалисты с фестиваля «Рас», и я помогал им работать над стилем… А еще я научился класть кирпичи.
Мне нравилось посещать места бесплатного кормления божьих людей и бедняков, я мог наблюдать за ними часами. И еще я любил слушать чтение священных книг, например «Рамаяны» и «Бхагаваты». Если у чтеца были какие-то характерные особенности, я с легкостью подражал им, чем очень потешал народ.[12]
Мальчишкой я неплохо понимал, о чем читают садху в доме у Лахи в Камарпукуре, хотя то и дело мне бывало что-нибудь непонятно. Если пандит обращался ко мне на санскрите, я понимал, но сам говорить не умел.[13]
Я очень хорошо понимал поведение женщин и подражал их словам и интонациям. Я легко распознавал распутниц. Распутные вдовы делают пробор посередине и очень много внимания уделяют наряду. В них мало скромности. Они даже сидят не так, как другие!
Не хватайся за колеса!
Разве колеса движут повозку?
Кришна вертит колеса.
Его воля движет миры.
Мальчишкой я часто напевал эти песенки. (Когда Рамлал спел приведенные выше строки, Шри Рамакришна сказал: «Я мог по памяти воспроизвести всю эту пьесу»)[14]
В тех местах (Камарпукур) детишек принято угощать воздушным рисом в маленьких корзиночках. Бедняки, у которых нет корзиночек, едят рис из уголка одежды. Мальчишки играют на дорогах и в полях, таская с собой воздушный рис в корзинке или в уголке одежды. Помнится один случай. Стоял июнь или июль, мне было шесть-семь лет. Однажды утром я прихватил из дома корзинку с воздушным рисом и уминал его, шагая по узкой кромке рисового поля. И вот на горизонте появилась красивая черная грозовая туча. Я наблюдал за ней, отправляя в рот рисинки. Очень скоро туча закрыла собою все небо. Затем на фоне черной тучи появилась стая молочно-белых журавлей. Это было столь прекрасно, что меня полностью захватила эта картина. Я перестал замечать все вокруг – упал навзничь, рис рассыпался по земле… Не знаю, как долго я пребывал в этом состоянии. Люди заметили меня и отнесли домой. То был первый раз, когда я утратил сознание внешнего мира, погрузившись в экстаз
