1. Сон
Яркий свет манит к себе стоящую за кулисами Изабель. Она уверенно подаётся вперёд и выходит на сцену под громкие аплодисменты публики. Оркестр замирает в ожидании, но вот лёгкий взмах дирижёрской палочки – и в воздухе растворяются первые звуки увертюры, готовые соединиться со звенящим сопрано любимой всеми оперной дивы. Однако голос дивы еле слышен… Она старается петь громче, но, увы, все усилия тщетны. Изабель в отчаянии смотрит в зал и сквозь слёзы видит сидящего в первом ряду мужчину в военной форме с суровым пронзительным взглядом. Несчастная закрывает глаза и… просыпается.
Этот сон Изабель видит уже третий или четвёртый раз кряду. Как любая певица, она ужасно боится лишиться своего голоса, и потому всякий раз после тревожного сновидения спешит удостовериться, всё ли в порядке с её звенящим сопрано, и, убедившись, что всё в порядке, отправляется в оперу.
Изабель де Лоранс служит в опере уже добрый десяток лет. Она довольно известна и любима публикой благодаря своему завораживающему бельканто. До войны она часто гастролировала по Франции и Европе и, скорее всего, перебралась бы в Париж, но война разрушила все её планы. Изабель смирилась и продолжила карьеру в родном Лионе. Когда летом сорокового года Компьенское перемирие отрезало Лион от оккупированных департаментов, оставив его в «свободной зоне», директор оперы вздохнул с облегчением – ему казалось, что война никак не нарушит сложившийся уклад старого театра, но, увы, эта мысль оказалась верной лишь отчасти, ибо вскоре реальное лицо свободы исказилось жуткой гримасой. Какое-то время неприятности обходили стороной Лионскую оперу, но в начале зимы сорок первого года подобрались и к ней…
***
Вопреки расхожей фразе «театр начинается с вешалки» опера старинного города начиналась далеко за пределами своего вестибюля. По меньшей мере для Изабель де Лоранс. Для неё театр начинался с массивных колонн северного портика, за которыми каждое утро её неизменно поджидал восьмилетний сын театральной гардеробщицы. С недавнего времени Изабель взялась давать ему бесплатные уроки вокала, за что благодарный Жан-Пьер снабжал её свежими театральными новостями.
В то хмурое утро, находясь под гнетущим впечатлением от мрачного сновидения, Изабель не сразу заметила, что её урок не задался с самого начала.
– Что с тобой, Жан-Пьер? – спросила она, уловив, наконец, безрадостное настроение своего ученика.
– А вы не бросите меня, мадемуазель де Лоранс?
Изабель улыбнулась:
– А почему я должна тебя бросить?
– Вы не уедете, как мсье Бравински? Его тоже все любили, но он уехал…
– Что ты такое говоришь? Куда он мог уехать? У нас через час репетиция, мсье Бравински, вероятно, уже в оркестровой яме.
– Нет, сегодня утром все сказали, что он уехал в Швейцарию.
Изабель удивлённо посмотрела на мальчика:
– Ты ничего не путаешь?
Жан-Пьер отрицательно мотнул головой.
Изабель вышла из гримёрной и прямиком направилась к своей подруге Мари Кортес, которая, как она полагала, могла быть в курсе неожиданных утренних событий, так сильно взволновавших маленького Жана-Пьера. Мари увлечённо распевалась, наполняя воздух своим нежным бархатистым контральто.
– Мари, прости, что отвлекаю тебя, но мсье Бравински… Ты что-нибудь знаешь о нём?
Маленькая корсиканка удручённо вздохнула и, указав подруге рукой на кресло, ответила неохотно и не сразу:
– Он уехал рано утром.
– Ничего никому не сказав?
– Ты ведь знаешь, что творится вокруг после появления второго статута. На днях в Виши интернировали известного адвоката, если я не ошибаюсь, французского гражданина.
– Но это Виши!
– Кто знает, что случится в Лионе… Мсье Бравински не стал ждать, и я полностью его поддерживаю: он выбрал верный путь. Не сегодня завтра начнут повсеместно интернировать французских граждан или, что ещё хуже, лишать их гражданства и тогда… Не время теперь служить искусству, надо спасать свою жизнь.
– Да, я понимаю. Но кто будет дирижировать? Премьера через неделю.
– Мсье Шантен.
– Шантен?! И как директор это стерпел?
– А у него был выбор?
Оноре Шантен слыл неплохим дирижёром, однако, его скандальная репутация закрыла перед ним двери многих французских театров, и в итоге он оказался в Лионе в роли первой скрипки, успев за полгода настроить против себя весь оркестр и половину труппы. Директор не любил Шантена, но терпел в силу безвыходного положения и вот теперь вынужден был в срочном порядке назначить его новым дирижёром из-за страха сорвать намеченную на начало декабря премьеру. Данное решение было настолько же оправданным, насколько и странным. Таким же странным, какой была личность самого директора оперы мсье де Бардена. Он не был закоренелым петенистом, однако, все указания правительства выполнял аккуратно и доброхотно и даже опережая некоторые из них. Поговаривали, что он давно косился на дирижёра-еврея, недвусмысленно намекая ему на возможность скорой отставки с вытекающими из неё печальными последствиями, отчего бедный Бравински вынужден был бросить всё и спешно ехать в Швейцарию, отдавшись во власть неизвестности своей дальнейшей судьбы.
