Бубновый валет и Пиковая дама
В подъезде дома на Большой Грузинской стоял тяжелый, грозный запах газа. Чуть свет пришла уборщица, перепугалась, бросилась к диспетчеру. Тот позвонил, с сиреной прикатила машина МЧС. Источник был в пятнадцатой квартире. Мгновенно выставили дверь, пооткрывали окна, перекрыли газ. В одной из комнат на кушетке было тело – распластанная дама в немолодых годах, с ухоженным лицом, в спокойной позе, будто спит. На полу застыл в оскале миттельшнауцер.
Приехала милиция. Не обнаружили следов насилия, ни взлома двери. Покойница была хозяйкой дома, отравилась газом; похоже, всё устроила сама: задраенные окна, открытые на полную все краны газовой плиты. Везде снимали «пальцы», привычно делали осмотр, писали протокол.
Документы этой дамочки нашлись в шкафу. С фотографии в паспорте смотрела уверенная женщина еще не старых лет, чуть настораживала строчка с датою рождения: «22.06.1941». Здесь же были официальные неинтересные бумаги. Последним в руках следователя оказался конверт, надписанный четким почерком. Дама бездумно не жила. Она написала «Мое завещание». Но завещания в конверте не было, была записка:
«В случае моей смерти, я хочу быть спокойна, что моя последняя воля будет исполнена. Завещание мое я поручаю господину Сергею Юрьевичу Нойкину, адвокату. Один экземпляр у него, другой – в нотариальной конторе. Он любезно согласился на тот случай, если я уйду внезапно. И вообще, когда меня не станет. Мое завещание – не прихоть взбалмошной женщины. Я обещала брату. Он поручил, и твердо мне поверил. Если кто-то читает письмо, значит – меня нет в живых. Простите. Я очень всех любила. Маргарита Альцшулер».
Оперативник прочитал послание и посмотрел на труп чуть не с сочувствием. «Она ещё и Маргарита», – внезапно промелькнуло в голове. Потом прошелся взглядом по картинам в тяжеленных рамах на стене в гостиной.
Квартира походила на музей – от необычного старинного паркета, мебели с изогнутыми ножками, развешанных повсюду красочных полотен. С одного бесстыдно улыбались с деревенской простотой раздетые девицы, на другом – налезли друг на друга пустившиеся в пляс соборы с золотыми куполами, на третьей был нелепый юноша на фоне яркой тряпки. Впечатляющий домашний вернисаж.
В кабинете на стене висели фотографии – экспозиция Маргариты Альцшулер. В центре выделялись два черно-белых снимка. На них Маргарита была помоложе, рядом с ней – юный, веселый, симпатичный брюнет. Под первой фотографией, где парень нежно обнимал её за плечи, стояли непонятные слова: «Гватемал. Снимает Вхутемас». На втором фото они сидели рядом, голова Маргариты покоилась на плече молодого человека, и было подписано: «Наоборот». На других фотографиях Маргарита тоже была с молодыми людьми, с другими и по-своему красивыми. А Маргарита? Что же делать – время шло.
Понятыми были уборщица и сосед из квартиры напротив. Уборщица лишь изредка встречалась с этою жиличкой. Когда здоровалась – Альцшулер отвечала вежливо, весьма любезно.
Сосед здесь жил недавно, с Альцшулер был едва знаком. Он слышал, что она искусствовед, и одинока. Откуда знать, кто как к ней ходит?
– Какая-то Таисия Авдеевна, – не мог не вспомнить он. – Бывала часто.
На месте, в основном, разобрались… Покойницу отправили на «скорой», отпустили понятых. Готовились уйти, когда из-за входной двери в прихожей появилась напуганная пожилая женщина. Она была обескуражена, совсем растеряна. Взгляд с робкою надеждой обращался к каждому.
– Я к Маргарите, – прошептала посетительница. – Где она?
Недоумение в её глазах переросло в тревогу. Один из оперов спросил её:
– Представьтесь, – и добавил. – Мы – милиция.
– Как не понять, – вздохнула женщина. – Таисия Лаврова, Маргаритина подруга. Договорились, что приду.
Таисия уже была готова, что услышит что-то жуткое. Узнав же, что произошло, спросила еле слышно:
– Кто её?
– Похоже, что сама.
– Исключено, – Лаврова отрицательно мотнула головой. И нарочито подтвердила:
– Этого – не может – быть.
– Вы так уверены? Подозреваете кого-то?
– Я просто её знаю…
Прозвучало это горько и уверенно. Потом Таисия слегка задумалась, и отвлеклась, и стала пристально разглядывать картину на стене. Не трудно было проследить, куда направлен взгляд. Она уставилась на небольшой портрет, висевший чуть повыше остальных. На нём был молодой мужчина с гривой черных взъерошенных волос. В глазах Лавровой был упрек, или вопрос. Поэтому её спросили:
– Что с картиной? Что-нибудь не так?
Она вся вздрогнула, как будто в чем-то уличили. И неожиданно сказала:
– А что теперь здесь так? С картиной всё в порядке. Это – дед.
– Простите?
– Это дедушка Марго, Борис Петрович. Он её в школу провожал.
