Несмотря на финальную неудачу советского социального эксперимента, индустриально-транспортное и социально-культурное освоение российской Арктики характеризовалось в XX в. такими масштабами, темпами и результатами, которых не знало ни одно из приарктических государств. Масштабное освоение Арктической зоны – наряду с покорением атомной энергии и космоса – может быть отнесено к самым выдающимся, знаковым достижениям рухнувшего в 1991 г. СССР. В Советском Союзе освоение Арктики было отмечено несравненно более крупными геополитическими, экономическими и социально-демографическими результатами, чем в капиталистических государствах Запада, обладающих собственной арктической периферией, что наглядно проявляется в инерционных трендах современного развития Арктической зоны Российской Федерации. Согласно подсчетам скандинавских экономистов (2006 г.), на арктические регионы Российской Федерации приходится около 5 % населения страны и примерно 11 % ее ВВП[1], но при этом они производят более 60 % расчетного ВВП всей мировой Северной циркумполярной зоны (на втором месте – Аляска с 14 %); ВВП в расчете на душу населения в российской Арктической зоне примерно вдвое выше, чем в среднем по стране[2]. При этом на долю арктических регионов России приходится 85 % всего населения мировой циркумполярной зоны, в некоторых из них показатели плотности населения – самые высокие в Арктике (в Мурманской области – 8 чел./кв. км)[3]. Ресурсы Арктики были одним из ключевых факторов в стратегии выживания и стабильного развития СССР на протяжении нескольких десятилетий. Советская государственная стратегия освоения Арктической зоны фокусировала в себе как высочайшие научно-технологические достижения своего времени, так и специфические для советского режима директивные, мобилизационные способы управления финансовыми, материальными и человеческими ресурсами. Арктика, несомненно, воплощала в каждый из периодов развития СССР своего рода пик его модернизационных усилий. По существу, освоение Арктики в XX в. – это одна из «высот», ориентируясь на которую следует оценивать результативность советской модели и ее исторический смысл.
Можно предвидеть, что и современная стратегия развития Арктической зоны РФ – при всех изменениях политико-экономической системы – будет еще довольно долго базироваться на том фундаменте, который был заложен в советское время. Инерция этого развития, актуальность сделанного в советском «вчера», наглядно ощущается и сегодня, когда страна стремится выработать инновационную, более эффективную и гибкую, чем советская, модель освоения Арктической зоны. Можно предвидеть, что успешность современной арктической стратегии Российской Федерации во многом будет зависеть от того, насколько полно и всесторонне будет востребован, исследован и учтен имеющийся опыт освоения Арктики. Это и определило основную цель данной монографии, подготовленной авторами в 2015–2017 гг. при финансовой поддержке Российского фонда фундаментальных исследований.
Общая концепция исследования ориентирована на максимально полное извлечение и использование советского опыта освоения Арктики – как его достижений, так и просчетов и нерешенных проблем – в современной управленческой практике, прежде всего – при разработке современных подходов к развитию Арктической зоны РФ. Необъятность темы заставила участников проекта сосредоточиться на проблемах разработки и реализации стратегических подходов к освоению Арктики, выбора и оценки результативности управленческих решений, касающихся целей, направлений, методов арктической политики. Именно этот опорный «каркас» арктической политики, а не вся многогранная практика освоения Арктики в советские годы, может представлять особый интерес для современной управленческой политики. Нам уже приходилось писать о том, насколько сложна в содержательном отношении категория «исторический опыт»[4]. Применительно к развитию Арктики значение принципиальной установки на извлечение исторического опыта нам видится в следующем.
Региональная специфика Арктики, которая в гораздо большей степени, чем где-либо еще, определяется довольно узким диапазоном человеческой активности в экстремальных природно-климатических условиях, определяющая роль государственных стратегических подходов в организации усилий по преодолению этих трудностей развития – все эти факторы делают релевантным вопрос об особой политико-экономической модели арктического развития, которая, несмотря на все вариации общественно-экономических систем, вовлеченных в это развитие, предполагает определенное постоянство стратегических решений и алгоритмов действия. Канадский исследователь Кеннет Дж. Ри одним из первых предложил использовать понятие «политическая экономия северного развития» для совокупной характеристики определяющих черт развития арктических периферий, к которым он отнес: (1) тесную взаимозависимость «экономических и политических сил, которые монопольно контролируют арктическое развитие»; (2) ключевую роль политики, а не «рынка» в объединении и координации усилий всех агентов развития и групп интересов, задействованных в арктическом развитии; (3) превалирование внешних воздействий над местной самоорганизацией при разработке схем жизнедеятельности на Севере; (4) теснейшее единство экономических, политических и социальных аспектов жизнедеятельности в Арктике
