Я всегда был немного хуже остальных. Даже в интернате, где все равны. Среди малолетних убийц, грабителей, хулиганов и просто беспризорников, найденных на улице социальными службами, я не выделялся личным делом. Несколько раз ловили на краже еды, пару раз я пытался сопротивляться аресту. Потом коррекционное заведение, занятия с психологом, жёсткий распорядок дня. Мы ложились и просыпались по команде, гуляли за оградой, ходили на обед по часам. После моей прошлой жизни настоящий рай. Сухо, сытно, тепло. Не нужно драться с собаками за мусорный бак с объедками. Не нужно дрожать под картонкой, закрываясь от хлещущего дождя. Никто не сломает пару рёбер просто так, от скуки или потому, что выражение лица твоего не понравилось. Не попытается запустить руку в трусы. Всё было бы хорошо. Если бы я выглядел, как все.
– Ро́ман, смотри, не пни свой нос! – они смеялись, как стая гиен, обходили меня с разных сторон. – Он у тебя такой огромный, что до земли вист.
– Интересно, он может понюхать у себя между ног? – Ниро́ смеялся, скаля крупные зубы с желтоватым табачным налётом.
Толпа взорвалась хохотом. Они всегда делали это здесь, в углу огромного двора старого интерната. Закуток с сараями, заросший орешником и лебедой мордой скрыть десяток подростков. Здесь часто происходили разборки с неугодными. Ниро́ с дружками любил загонять меня сюда и издеваться в силу своей скудной фантазии. Бить они меня не рисковали – боялись покалечить или убить. В свои пятнадцать Ниро́ был выше сверстников и шире в плечах, а я был похож на скелет ребёнка – так сильно кожа обтягивала кости. Когда в интернат приходила проверка, меня закрывали в кладовой. Вид тощего носатого подростка с сероватой кожей, с ввалившимися глазами и выпирающими костями мог стать причиной серьёзного разбирательства. Местный фельдшер осмотрел, ощупал и прослушал меня всего, но только пожал плечами. Я был как будто здоров.
– Эй, Ро́ман, а куда ты ещё можешь сунуть свой длинный нос? Может, под подол Пачи?
Они снова загоготали. Пачи была нашей доброй старой нянюшкой. В интернате она стирала, убиралась, содержала в строгости штат работниц, которые всё время норовили запить. А ещё угощала нас домашними булочками и рассказывала сказки. Я сжал зубы, стараясь не выходить из себя. В гневе я смотрелся нелепо и мог разве что закричать. Один из дружков Ниро́ поднял с земли что-то мелкое и тёмное, а потом швырнул в меня. Отскочив от щеки, кругляш обдал меня вонью. Собачье дерьмо. Воодушевлённые они начали оглядываться по сторонам в поисках новых снарядов.
– Эй, помойные крысы, ищите, что можно сожрать? – мягкий не по годам, вибрирующий голос заставил нас замереть. – Не трудитесь, недавно здесь был уборщик – всё унёс. Можете сходить на мусорку за пищеблоком.
Кисси вышла из-за куста, хитро улыбаясь. Озорные синие глаза щурились, вздёрнутый нос и округлые щёки слегка пунцовели, а кисти рук, торчащие из рукавов огромной серой джинсовки, упирались в крутые бёдра. Тот, кто не знал Кисси, мог бы сказать, что девушка нахально заигрывает. Но многие в интернате познакомились с крутым нравом пухленькой блондинки. Когда Кисси была в бешенстве – она очаровательно улыбалась до ямочек на щеках. А потом вытаскивала из-под куртки дубинку.
Ниро́ медленно выпрямился, восхищённо улыбаясь. Только эта девчонка осмеливалась прямо указывать ему и его банде на место. Он всякий раз плотоядно скалился и пожирал глазами ладную пышную фигурку девушки, но не подходил близко. Несколько уроков, преподанных прилюдно, отбили у многих желание приближаться к милой хохотушке. Прихвостни здоровяка скучковались за спиной предводителя затылками ко мне. Очень хотелось взять камень и расколоть их черепа. Но с моей силой можно было только шишки набить.
– Кисси, я же когда-нибудь тебя отшлёпаю по сочной заднице, – почти промурлыкал здоровяк.
– Только в твоём дрочильном сне, герой, – она широко улыбнулась, распахивая куртку, под которой можно было различить рукоять дубинки, если не пялиться на грудь, – давай, тащи своих говнолизов отсюда и побыстрее. Или я позову Коштана. Он давно хотел тебя затащить на кухню.
Она сложила губы в мясистый бант и задвигала бровями. Ниро́ перестал улыбаться, лицо свело злобным оскалом, за которым поглядывал страх. Я с удовольствием рассматривал его профиль и чуть улыбался. Коштан был нашим поваром и огромным мужиком, заросшим звериной щетиной до самых глаз. Он обожал сюсюкаться с девчонками от мала до велика, души в них не чаял и всячески оберегал. Но больше девочек он любил щупать крепкие задницы парней. Повар давно приглашал к себе на кухню Ниро́, зазывая дармовой колбасой. Директор интерната знал об этом и не вмешивался. Коштан был отличным рычагом давления на отпетых хулиганов.
Когда банда скрылась, Кисси перестала улыбаться и посмотрела на меня встревоженно. Она встала рядом и принялась меня вертеть так и эдак, щупать рёбра и спину. Я тихо рассмеялся.
– Уф, Ро́ман! Я испугалась!
– Не в первый раз, – я пожал плечами, – он от меня уже никогда не отстанет. Спасибо. Мы ведь раньше не общались. Почему ты за меня вступилась?
