Ева возненавидела этот город сразу же, как сошла с поезда, в котором они с Тимом протряслись почти восемнадцать часов.
Стоило спрыгнуть с последней ступени, как ее тут же ослепили колючие струи дождя. Серая мгла повисла в воздухе, размывая очертания довольно унылого перрона. Единственным ярким пятном был плакат с надписью, выведенной тошнотворно-оранжевой краской: «Добро пожаловать в Розенбург!».
– Да уж, спасибочки, – буркнула Ева себе под нос.
Немногочисленные пассажиры, которые вышли из поезда вслед за ними, уныло, как мумии, волочились к зданию вокзала. Какой-то толстый мужчина с обрюзгшим лицом и потертой дорожной сумкой зацепил Еву плечом так, что она потеряла равновесие и едва не упала.
– Эй, осторожнее, толстяк! – заорал ему вслед Тим, удержав Еву за руку. – Ну и тип! Веселенькое же нас ждет лето, если здесь все отличаются такими изысканными манерами. Ты в порядке, Ева?
– Ага, – Ева недовольно поджала губы и плотнее запахнула любимую куртку из тонкой кожи, которую купила в Праге. Отец предупреждал ее, что здесь в такое время будут бушевать майские грозы, но она легкомысленно отказалась брать с собой что-то более теплое.
Тим взял Еву за локоть и потянул за собой через толпу, спеша поскорее укрыться от дождя. Ему пришлось взять один из внушительных чемоданов Евы, через плечо он перекинул свою легкую дорожную сумку. Тим не отличался лишней скромностью и сейчас нагло работал локтями, прокладывая ими путь вперед. Что было не особо легко, учитывая количество их багажа. Ну, не то чтобы их…
– Господи, Ева, ты что, прихватила на память папину коллекцию камней с раскопок мавзолея? – простонал Тим.
– Прекрати, Тим, ты прекрасно знаешь, что девушкам нужно много вещей, – отмахнулась Ева. – К тому же, совсем скоро настанет лето. Мне пригодятся мои платья!
– Платья? Судя по весу, ты упаковала по меньшей мере половину «Massimo Dutti» и весь ассортимент «Primor»!
– Ну извини, не могла же я взять с собой трусы и пачку жвачки, как ты! – огрызнулась Ева.
Тим закатил глаза, но промолчал. В другое время он не преминул бы добавить еще несколько язвительных комментариев, но последние месяцы после трагедии в Палермо он, как и все остальные, старался обходиться с Евой более деликатно, что ее ужасно бесило.
Наконец Ева с Тимом укрылись от дождя в грязном здании вокзала, до отказа забитом пассажирами. Они отошли в более-менее спокойный угол рядом с полуразвалившимся банкоматом, который стоило бы сдать на металлолом еще лет десять назад. Сгорбленная старушка, закутанная в цветастую шаль, торопливо вытянула оттуда несколько банкнот и, подозрительно глянув на них, поспешила прочь. Тим насмешливо фыркнул.
– Как думаешь, Ева, где же наш любимый дядя? – спросил он, окинув критическим взглядом свои забрызганные грязью бордовые кроссовки от «Adidas». – И вообще, каким, интересно, образом, мы должны его узнать?
– Понятия не имею, – рассеянно ответила Ева, обреченно оглядываясь вокруг.
Суетящиеся вокруг люди казались ей серыми, блеклыми и абсолютно неинтересными. Как и все, на что падал ее взгляд. Стена дождя снаружи становилась все более плотной, что усиливало мрачное впечатление от городка. Вдалеке послышался раскат грома, и Ева невольно поежилась.
– Ладно, сейчас наберу папу, – вздохнула она и достала свой одиннадцатый iPhone. – Хотелось бы надеяться, что в этой дыре уже провели связь.
