Ррроман Рай и в раю… странное словосочетание, размышлял Роман, наблюдая за зеленой собакой. Она мирно паслась рядом с лошадьми, с аппетитом пощипывая травку, почесывая пятой ногой ухо на третьей голове.
Вот ведь бывает… – думал Роман – Зачем собаке пятая нога, когда есть и шестая и седьмая? А что будет, если каждой ноге придать особое положение, чтоб в итоге получился Шива мохноногий… или махнарукий?
Вдруг нервно моргнул третий глаз и Роман почувствовал чье-то присутствие. Это был Васька из соседнего подъезда, за ночь его уши покрылись отличной шелковистой шерстью и вытянулись в неописуемом заячьем восторге. Хвост нервно подрагивал в предвкушении серьезного разговора.
– ЗДАРОВа РоМаНиЩеееее!!! – Глаза Васьки в этот момент бегали по всему периметру лица, сталкиваясь и ругаясь матом.
– Угу… – сказала Незнакомая Невидимая Птица.
– Ни хрена се… – ответил Роман.
Тихо приближался какой-то неясный шум.
Через минуту уже отчетливо было слышно мерное цоканье копыт. Прямо по середине улицы к ним во весь опор скакал…
Пьяный Ванька-кентавр. Каждая из восьми его ног норовила наступить на предыдущую. Поэтому «весь опор» был похож на «мазурку в аллюре» или на «третью часть марлезонского балета», восьминогой, пьяной в хлам балерины.
Громко фыркнув для приличия, Ванька остановился как вкопаный… нууу «вкопанным», это можно было назвать с боооольшой натяжкой, ибо бремя выпитого коньячного пойла давало о себе знать. Ноги попеременно подгибались и от этого казалось, что партия «балерины» все никак не может закончится.
С трудом подогнув четыре задние ноги, Ванька плюхнулся на свой обширный зад. Потом, ещё раз фыркнув, уже для важности, он громогласно заявил:
– КАКОЙ ЧЁРТ ВАС ЗАНЁС В ЭТОТ ЧЕРНОБЫЛЬ?!
От зычного гласа вокруг на версту полегла трава, птицы падали замертво, сражённые невиданным оружием, грибы лопались как хлопушки. В соседнем квартале рухнуло две пятиэтажки. Роман медленно поднял голову и тихо так сказал:
– А вы знаете… сколько ангелов может поместится на кончике иглы?
Напряженная тишина опустилась на поляну. Только Ванька-кентавр бубнил затихающим эхом «быльбыльбыльбыль…". Это всегда с ним происходило. Когда внезапный вопрос застигал его врасплох, он повторял последнее слово предыдущей фразы, чтобы не потерять связь с реальностью. Если же он переставал это делать, то личная трансформация была непредсказуемой. В итоге он мог превратится во что угодно – власть формы безраздельна, огромна и если ее потерять, то вернутся почти невозможно…
Васька, яростно перекинув нос с левой стороны на правую, ударил кулаком в ладонь, сопроводив это движение вполне конкретным словом:
– БЛЯ! Прекратите вибрировать уважаемый Иван Кентаврович. Сколько можно?
Тут, словно по щелчку неведомого режиссера, Ванька начал переливаться всеми цветами радуги и…
Превратился в тысячу ангелов на кончике иглы… Они все спорили и орали, лягаясь всеми частями предыдущего тела. Переходный период при трасформации штука тонкая.
На поляне поднялся такой гвалт, что не Незнакомая Неведомая Птица выпорхнула из своей полудремы и с тихим всхлипом начала сползать с ветки на Землю Обетованную.
Это ж целое незабываемое зрелище – пьяные дерущиеся и грязно ругающиеся ангелы на кончике иглы. Васька оторопело сжимал ладонью кулак, от удивленья растопырив глаза аж до затылка. При чем в каждом глазу носились уже по два зрачка, словно шарики в арконоиде.
Роман достал сигареты и молча затянулся.
Задумчиво, выпустив струйку дыма, Роман вдруг произнес:
– Опуел – это состояние души… Как в детстве. – И улыбка тихой радости озарила его лицо.
Говорящие Ежики, Васьки с лохматыми ушами, бывшие Ваньки-кентавры… Все это сосуществует в великом единении. И только в детстве видишь все это широко раскрытыми глазами. И каждая пушинка имеет единственное, ни с чем не сравнимое предназначение.
И если было суждено претерпеть измену Жены, с этим писаным красавцем Васькой, значит это было необходимо в продолжении пути.
Роман чихнул и рассыпался в миллиард маленьких говорящих Ежиков. При этом сознание Романа разбежалось на миллиард маленьких частичек, осознающих свою истинную сущность. «Я – Роман.». Сигарета чуть повисела в воздухе и беззаботно плюхнулась в траву.
…Романа подотпустило. «Привидится же такое.» Он все так же сидел на поляне, а прикуренная сигарета сгорела всего лишь до половины. Давешние мысли о измене Жены нахлынули с новой силой.
Как странно, думал Роман, как бы я не глушил боль, она всегда возвращается и никуда не уходит, только периодически меняет окраску и форму. Почему так больно? Мне же было давно уже на нее наплевать. Почему то, что мы потеряли, начинает потом жечь сердце раскаленным железом? Ведь если бы это сделал я, то мне было бы может быть стыдно, или неудобно, но не долго. А если бы я это сделал в открытую? Откуда в человеке такая тяга к разрушению? Почему человек, достигнув вершины, вдруг бросается вниз сломя голову? Где тот момент в отношениях, когда все рухнуло и превратилось в фарс диких в своей ярости и безжалостных, мстительных животных? Где то, что до сих пор держало их вместе?
