Руда

Егорушке приснилось, что его поймали. Будто драгун в синем мундире больно схватил за плечо, а заводский приказчик Кошкин наезжал конем, наклонялся и хрипел: «Держи, вяжи, души!» Егорушка не закричал, не заплакал. Стал биться, ушиб руку – и проснулся.

Азям сверху был сухой и теплый от солнца, а снизу холодный, – роса. Егор сел, постучал зубами, подставил спину лучам. Лес стоял вокруг полянки тихий и зеленый. Березы пронизаны насквозь утренним солнцем, на них еще неполный лист. От первых цветов шиповника тек сладкий дух.

«Это воля так пахнет», – подумал Егорушка, и ему стало теплее. Вышел на середину полянки, попробовал траву рукой – обсохла, можно идти. Солнце на восходе, утро; значит, полдень вон там. И Екатеринбургская крепость там же. Туда и идти. Да вдруг закружилась голова, в глазах почернело, а в животе иголками закололо: со вчерашнего утра ничего не ел. Однако справился Егор, постоял недолго, качаясь от голодной слабости, и побрел на полдень.

Вчера было хорошо идти сосновым-то бором. Знай шагай по гладкой бурой хвое да по хрустким папоротникам. Красные стволы сосен высоко без сучьев, как стрелы, натыканы. Посмотришь на вершины – шапка валится. Черная птица косач сорвется с земли, захлопает крыльями и долго мелькает между стволами. И дышится легко в сосновом бору.

А сегодня начался ельник, да еще с ольховым подлеском, – ну горе! Колючие лапы тянутся понизу, концами сходятся, – открывай их, как тяжелые двери. С земли тянет прелью и гнилью. Трухлявые пни валяются на каждом шагу и обманывают ногу. Кто-то прянет в сторону в густой тени – олень или волк? – так и не увидишь. Где-то справа должна быть дорога. Да ну ее, дорогу! Страшнее леса она. Еще нарвешься на воинскую команду – заберут. Так и шел прямиком, сверяясь с солнцем.

А в лесу ни грибка, ни ягодки – рано еще… Нашел саранку и обрадовался. Присел на корточки, бережно стал выкапывать. Старался не сломать нежного стебля с пятью продолговатыми листиками, – а то потеряешь и луковицу. Докопался – вот она! Желтые чешуйки во рту стали слизкими и мучнистыми. Вкусу никакого – так, земля. И несытно. Однако дальше шел и всё под ноги глядел: не видать ли звездочки в пять листиков?

Штаны на коленях разорвались, азям почернел от горелых сучьев. А тут еще начались горы. Только проберешься через вереск и шиповник на одну вершину, – глядь, впереди другая, еще выше.

Егор измучился, ему уже начало «казаться». То бурый вывороченный пень примет за присевшего медведя, то сухая еловая ветка покажется красными драгунскими обшлагами.

В горах дорога начала крутить. Несколько раз Егор, перевалив через какой-нибудь пригорок, выходил прямо на пыльную колею. Эх, и идти бы по гладкой, мягкой пыли, дать ногам отдых! Но, заслышав колокольчик или крики ямщиков, он поспешно сворачивал в лес.

«Без хлеба пропадешь, – тоскливо думал Егор. – Придется попросить у обозных мужиков. Не может быть, чтоб не дали. Ну, загадаю: если еще дорога сама ко мне подвернет, дождусь первого обоза и попрошу».

Дорога подвернула скоро. Егор затаился под елью. За поворотом кричали на коней возчики. Тяжелый, видно, обоз. Вот показалась первая дуга. Егор раздвинул ветки: «Опять кажется, что ли?» Непонятный обоз двигался по дороге – ехали деревья. Стройные молодые кедры размахивали сизыми ветвями и плыли над кустами. Кедры сидели в больших чанах. Каждый чан прикручен веревками к телеге. Впереди обоза в плетеном коробке на сене развалился чиновник в зеленой шляпе и в плаще.

Двадцать телег, двадцать кедров насчитал Егор. Одна телега выехала в сторону и остановилась. Возчик камнем забивал чеку. Егор подождал, пока коробок чиновника скроется за новым поворотом, и вышел из-за куста.

– Дяденька… – сказал он так тихо, что возчик не услышал. – Дяденька, хлеба нету?

Мужик испуганно обернулся. Лицо его было пыльно и измучено. Под желтыми бровями моргали злые глазки.

– Ты чего?

– Хлеба мне. Ну дай… скорее.

– А вот я тебя камнем! – ответил мужик и выпрямился.

Егор покраснел от гнева.

– Я голодный, – сказал он.

– Ты беглый! – закричал зло мужик и бросил камень в пыль. – Я тебя знаю. Держи его!.. – завизжал он вдруг и стегнул лошадь. Впереди останавливались возчики.

Егор без памяти от страха летел через кусты и камни.

Горы делались всё круче. Всё чаще спотыкался Егорушка. Одна гора с голой вершиной выдалась на пути особенно большая и трудная. Лез на нее Егор, задыхаясь и помогая себе руками. А долез до верхних камней, глянул вперед – и остановился.

Каменный Пояс[1] отсюда далеко виден. Горы за горами, леса за лесами лежат без конца. Дикие луга и болота, то желтые, то синие от цветов, заплатами раскиданы по зелени лесов. Обрывки какой-то реки блестят под солнцем. По небу летят облака – чистые, чистые. От них тени пятнами бродят по разноцветной дали. И нигде ни жилья, ни дымка.

Тут только понял Егорушка, как долго ему еще идти. Ведь Екатеринбургская крепость там, за самыми дальними горами – теми, что синеют.

Егорушка сполз с камня в колючую траву и заплакал.