Яркая вспышка озарения под стать этому особенному солнцу…
И он был там… Красующийся на свету этого солнца узор, который я видел до сих пор только светящимся в темноте: Лабиринт. Великий Лабиринт Эмбера, наметанный на овальном уступе под странным небом-морем.
И я знал, благодаря, наверное, тому внутри меня, что связывало нас, что этот должен быть настоящим. А это означало, что Лабиринт в Эмбере был только парным его Отражением.
А это означало, что и сам Эмбер был только Отражением, хотя и особенным, потому что Лабиринт не перенесся за пределы царства Эмбера, Рембы и Тир-на Ног-та. И тогда, значит, место, куда мы прибыли, было, по закону первенства и конфигурации, настоящим Эмбером.
Я повернулся к улыбающемуся Ганелону, с его плавившимся в безжалостном свете обликом и нечесанными волосами.
– Как ты узнал? – спросил я его.
– Ты же знаешь, Корвин, я очень хорошо угадываю, – ухмыльнулся он в бороду, – и я вспомнил все, что ты когда-либо рассказывал мне об Эмбере: как его Отражение и Отражение вашей борьбы отражаются на разных мирах. Я часто гадал, думая о Черной Дороге, не могло ли что-нибудь отбрасывать такое Отражение на сам Эмбер. И как я представлял себе, такое что-то должно было являться чем-то первоосновным, мощным и тайным. – Он показал на сцену перед нами: – Вроде этого.
– Продолжай, – бросил я.
Выражение его лица изменилось, и он пожал плечами.
– Так, значит, должен был быть слой реальности более глубокий, чем ваш Эмбер, – объяснил он, – где и была сделана грязная работа. Ваш зверь-покровитель привел нас к тому, что кажется именно таким местом, и это пятно выглядит именно, как грязная работа. Ты согласен со мной?
Я кивнул:
– Меня так ошеломила, скорее, твоя восприимчивость, чем сам вывод, – заметил я.
– Ты меня в этом обставил, – признался справа от меня Рэндом. – Но такое ощущение просочилось-таки, деликатно выражаясь, до моих печенок. Я почему-то верю, что там внизу и есть основа нашего мира.
– Посторонний наблюдатель может иногда лучше понять положение, чем тот, кто является частью его, – заметил Ганелон.
Рэндом взглянул не меня и обратил свое внимание обратно к этому зрелищу.
– Как ты думаешь, все снова изменится, если мы спустимся посмотреть вблизи? – поинтересовался он.
– Есть только один способ выяснить это, – произнес я.
– Тогда, колонной по одному, – согласился Рэндом. – Я – первым.
– Ладно.
Рэндом направил своего коня направо, затем налево, снова направо, длинной серией подъемов и спусков, проведшей нас зигзагами через большую часть поверхности стены. Продолжая двигаться в том же порядке, который мы сохраняли весь день, я последовал за ним, а последним ехал Ганелон.
– Кажется, теперь достаточно стабильно, – крикнул впереди Рэндом.
– Пока.
– Ниже в скалах я вижу отверстие.
Я нагнулся вперед. На одном уровне с овальным плато находился вход в пещеру.
Расположение его было таким, что, когда мы занимали позицию повыше, он был скрыт из поля зрения.
– Мы проедем довольно близко от него, – промолвил я.
– Быстро, осторожно и молча, – добавил Рэндом.
Он вынул шпагу.
Я вытащил из ножен Грейсвандир, а в одном повороте позади и надо мной Ганелон обнажил свое оружие.
Мы не проехали мимо отверстия, а повернули еще раз налево, прежде, чем подъехали к нему. Мы двигались, однако, в десяти-пятнадцати футах от него, и я заметил неприятный запах, который не смог опознать. Кони же, должно быть, разобрались лучше и были по натуре пессимистами, потому что они прижали уши к головам, раздули ноздри и издавали тревожные звуки, противясь поводьям. Они, однако, успокоились, как только мы сделали поворот и снова начали двигаться прочь от отверстия. Они не страдали от приступов страха, пока мы не достигли конца нашего спуска и не направились к поврежденному Лабиринту. Они отказались приближаться к нему.
Рэндом спешился. Он подошел к краю узора, остановился и пригляделся. Через некоторое время он, не оборачиваясь, проговорил:
– Из всего, что мы знаем, следует, что повреждение было преднамеренным.
– Кажется, так, – согласился я.
– Также очевидно, что нас привели сюда не без причины.
– Я бы сказал, что да.
– Тогда не требуется слишком большого воображения, чтобы сделать вывод, что цель нашего пребывания здесь – определить, как был поврежден Лабиринт и что можно сделать для его ремонта.
– Возможно. Каков же твой диагноз?
– Пока никакого.
Он двинулся вдоль периметра геометрической фигуры направо, где начинался эффект кляксы. Я бросил шпагу в ножны и приготовился спешиться. Ганелон протянул руку и взял меня за плечо.
– Я и сам могу, – начал было я.
– Но, Корвин, – сказал он, игнорируя мои слова, – посередине Лабиринта, похоже, есть маленькая неправильность. У нее вид чего-то такого, чему здесь не место.
– Где?
Он показал, и я проследовал взглядом за его жестом.
Неподалеку от центра находился какой-то посторонний предмет. Палка?
Камень? Случайно залетевший кусок бумаги? На таком расстоянии было невозможно точно сказать, что это.
– Я вижу его, – проронил я.
Мы спешились и направились к Рэндому, который к тому времени пригнулся над крайним правым концом узора, изучая обесцвеченность.