Из соседней комнаты доносились звуки музыки и шорканье подошвы туфель о пол. Гладкий и отполированный до такой степени, что становился главным врагом всех присутствующих – один неуклюжий шаг мог превратить весь вечер в катастрофу. Хвойный запах лака только мутил мысли в голове, и многие забывались. Для молоденьких девушек грохнуться ногами кверху в своих дорогих платьях из шёлка – и Святые знают из какой ещё ткани – может стать концом всего. Какой молодой господин посмотрит на такую неряху? А ведь каждая из них надеялась привлечь если не внимание одного из четырёх принцев – многие, конечно, мечтали именно о Первом – то хотя бы какого-нибудь влиятельного продолжателя рода. Казалось бы, глупость да и только, но для некоторых это было делом жизни.
Для холостых принцев, детей правителей Домов и просто влиятельных людей Рэддхема, эти вечера всегда были не менее мучительны. Слоняться по огромному залу, следя, чтобы каждая складка твоего платья или костюма лежала идеально правильно, ровно; чтобы подол юбки или плаща не задирался выше положенного, а ещё осанка и много чего в придачу. Роскошь мероприятия никогда не перекроет все эти минусы. Тебя наряжают, как куклу. Ставят в одну позу и натягивают на лицо улыбку, с которой предстоит стоять весь вечер. Есть ли в этом веселье?
Девочка вытягивает ноги по мраморным ступеням. Спина прижимается к резным кованым перилам – каждый листик и цветочек больно впивается в кожу, но девчонка стойко выдерживает это, оставаясь сидеть на месте. Её голова опущена вниз, и длинные пряди светлых волос нагло лезут в лицо, грозясь выколоть глаза. Девочка тихо фырчит, отрывая руки от коленей, и убирает пряди за уши. Платье на ней безбожно помялось и немного задралось в районе худых ног. Шёлковые туфли и вовсе валялись на ступеньках ниже. Ох, её мать схватилась бы за сердце, увидев дочь в таком неряшливом виде.
Девочка прикусывает губу и улыбается, спуская одну из ступней вниз. На коленях, прямо поверх смятой ткани платья, лежат белые листы бумаги. Между указательным и средним пальцем зажат остро заточенный карандаш, и девочка крутит его меж пальцев, задумчиво при этом блуждая взглядом по белому листу, что исполосован линиями. Они расползались – где-то чёткие, где-то достаточно тусклые. Но все под конец сходились в рисунок. Это был юноша. Статный, с хорошо уложенными волосами. Его взгляд – даже через рисунок – казался холодным. Если выражаться более «прозаично», то даже «острым» в каком-то смысле. Чёткая линия подбородка. Проведи пальцем и обязательно надрежешь кожу. Это был не просто человек. Достаточно просто взглянуть на него, и тут же становится понятно, что за сила плещется в черноте его глаз.
Быстрый рисунок получился на удивление похожим на оригинал. Девочка даже поёжилась, подхватив листок и перевернув его рисунком вниз. Лист приземлился на пару ступенек выше, и больше она в его сторону так и не посмотрела. Потому что четвёртый принц пугал её. Своей отстраненностью не только от семьи, но и от всего общества Рэддхема. Наверное, только он мог так открыто показывать своё презрение. Его взгляд был всегда будто бы с высока, слишком горделивым. Даже когда дело касалось её – двенадцатилетней девочки. Как будто она была в чём-то виновата. Возможно, сказали бы вы, виной тому было большая разница в возрасте, но даже его старшие братья смотрели на маленькую Правительницу Дома воды с большим уважением и добротой. По крайней мере, в их глазах не было столько призрения исключительно к её персоне. Словно во всём этом мракобесии была только её вина. Словно она, девочка двенадцати лет от роду, что-то да решает.
– Мне всегда казалось, что молодых девушек из хороших семей дрессируют манерами, как маленьких собачек. Не удивлюсь, если они и в уборную берут их с собой, – голос эхом отталкивается от высоких сводов потолка и тканевых обоев, и девочка вздрагивает, не отрывая взгляда от пустого листа бумаги. Кажется, с её губ даже слетает тихое «проклятье». – И если так воспитывают девушек в хороших семьях аристократии Рэддхема, как же тогда должны воспитывать юных принцев и принцесс? У меня ведь есть младшая сестра, так что я весьма заинтересован этим вопросом.
Щёки девочки покрываются стыдливым румянцем, пока она в спешке разглаживает складки мятого платья, комкая пальцами изрисованные листы бумаги. Сердце у неё начинает колотиться так громко и быстро, что даже Принц, стоя в нескольких шагах от неё, наверху лестницы, наверняка услышал этот гулкий стук. Страх у девочки всегда был слишком явным и неоправданным, и Александр устало хмыкает. К чему эти потные ладошки и дрожащие пальцы? К чему лихорадочно бегающие глазки? О нём ходило много разных слухов, но не монстр же он в конце концов?
Александр знал – хотя правильнее сказать, подозревал – что у Короля, его отца, на него особые планы. Он любил вести несколько игр одновременно. Тасовать карты и передвигать фигуры шахмат. Его отец любил недоговаривать и умалчивать о чём-то. Но про это… про это и подумать никогда не мог. Что за ещё одна игра? Что за спектакль решает разыграть Король? Устроить помолвку с двенадцатилетней наследницей Дома воды; с избалованной девчонкой, которая не видит дальше своих платьев и шёлковых туфель. Подумать только, взять в невесты девочку, которая всю жизнь тонула в шелках, роскоши и внимании служанок. Это даже звучит абсурдно и неправильно. Восемнадцатилетний принц и двенадцатилетняя будущая правительница. Селена слишком молода и глупа. И пропасть между ними не только возрастная.
