Город внизу светился сливочными звёздочками. Половина неба, как ярко-оранжевый кирпич, с лёгкими румяными линиями, будто невидимые огненные змеи соскользнули и оставили свою странную тень, вырывалась из объятий ночи. Рассвет осторожно взял кисть и медленно разбрызгал бледные пятна вокруг. Раннее утро напоминало шафран, растворяющийся в молоке – полезном напитке, который любят жители индийского штата Гуджарат. Соня Джоши закрыла глаза. Ей хотелось лишь одного – забыть это лето. Так советовал разум. Но сердце умоляло сохранить это время в памяти. Девушка открыла глаза и украдкой взглянула на родителей. Папа в наушниках, значит, погрузился в прослушивание мантр. На ближайшие два часа полёта он закрылся от всего мира. А мама пристально смотрела на экран телевизора, расположенный впереди, через ряд кресел. Смешные видеоролики сменялись мультфильмом «Том и Джерри». Соня вспомнила, как перед началом полёта звучала молитва «Аллах Акбар». Три месяца назад ей исполнилось шестнадцать лет. Каждое лето она проводила с родителями в Индии, на родине отца. Они всегда летали арабской авиакомпанией. Поэтому каждый год Соня с любопытством слушала мусульманскую молитву. Радовалась, когда прилетали в страну специй. Ликовала, когда улетали. Но в этот раз, возвращаясь в Россию, на родину матери, Соня испытывала некую возвышенную грусть, смешанную с ароматами счастья. Она поднесла запястье к носу и вдохнула запах сандала. Затем приблизилась к иллюминатору. Правый висок прижался к прохладной рамке. И по щеке промчалась слеза.
***
В комнате богов в центре потолка гудел коричневый вентилятор. Небольшой позолоченный индуистский храм, украшенный разноцветной подсветкой, сиял от солнечных лучей, пробегавших сквозь решётку калитки. Дверь, как обычно, днём была открыта, а калитка заперта на шпингалет. Этот выход в доме на втором этаже вёл на террасу. Можно полюбоваться чудесными видами города и внезапно встретиться с обезьянками, которые иногда любили заходить в гости. Соня сидела, скрестив ноги, как йогиня, на красной подушечке перед домашним алтарём. Она разглядывала многочисленные фигурки Ганеши, Шивы, Кришны и Радхи, картину под стеклом с настоящей змеёй, символизирующей образ Махадева. Незаметно наблюдала за папой, который, закрыв глаза, читал индуистские молитвы. Прекрасные кольца дыма поднимались от палочек с ароматом сандалового дерева. Сложив ладони, девушка мысленно помолилась, и прикоснулась к кулону в форме сердечка. В этом ювелирном украшении на шее хранилась тайна. Перед каждой поездкой в Индию мама с Соней решили прятать крестик, чтобы никто не узнал, что дочка брамина Арджуна Джоши крещена в православной церкви. Когда семья принадлежит к высшей касте, нужно следить за каждым шагом, не совершать ошибок, словом, беречь репутацию не только свою, но и всей огромной индийской семьи. Конечно, папа знал об этом секрете. Но молчал.
– Соня, ты скоро? Поторопи папу, – крикнула Лиза Джоши из кухни на первом этаже. Каждое лето на родине мужа эта русская женщина соблюдала правила индийской жены. Вернее, старалась соблюдать. А там, как получалось. Автоматически. Помешивая маленькой ложкой чай масала с молоком, поднимавшийся пузырьками до краёв ковшика, она улыбнулась свекрови. Мать Арджуна, Рамила, выключила газ и взяла Лизу за руки. Сняла с себя пурпурные браслеты и надела на руки невестки.
– Браслеты подошли. У нас до сих пор с тобой одинаковый размер запястий, – ласково сказала Рамила-бен.
– Да, мамми, – ответила Лиза. – Спасибо!
С момента замужества она привыкла звать свекровь мамой. На языке гуджарати «мамми» означает «мама». В индийской семье мать мужа принято называть мамой. А по имени обращаться ни в коем случае нельзя!
Лиза Джоши покрутила руками и увидела, как замерцали стразы на пурпурных браслетах. Каждый год мать Арджуна дарила ей свои новые браслеты. Этот жест стал традиционным подарком. Индианке нравилось так делать. Она словно постоянно проверяла, что если запястья у матери и невестки одинаковые, то всё в порядке, с сыном будет всё хорошо.
– Мам, можно я поеду в джинсах и футболке? Пожалуйста! Почему папа говорит, что мне надо надеть сари? Я не хочу. Мне неудобно, – громко произнесла Соня, спускаясь по мраморной лестнице.
Упрямо положив руки в боки, девушка стала перед матерью и бабушкой.
– Нееет. Мы едем в храм. А в храм можно только в сари, – заявил отец, хитро улыбаясь жене и матери. Он стоял позади дочери и подмигивал им, чтобы они подыграли ему.
– Соня, я дам тебе самое красивое сари. Зелёного цвета. Как ты любишь, – нежно проговорила бабушка. – И помогу тебе надеть его. Не волнуйся.
– Милая, тебе очень идёт носить сари, – заулыбалась Лиза.
И вдруг Соня поняла, что они специально дразнят её.
– Мам, у тебя какие-то глаза неуверенные, – сказала дочь. И, обернувшись, увидела, как папа еле сдерживается от хохота.
– Ну ладно. Я тебя раскусила, папочка. Я поеду в этих джинсах. Ля-ля-ля, – обиженно напела девушка.
– Пейте чай скорее. И едем, – поторопила бабушка.
Соня взяла чашку и почувствовала аромат восхитительного гуджаратского чая Wagh Bakri с молоком буйволицы. Уже прошла целая неделя её каникул в Индии. А она только сейчас, ощутив вкус специй на языке, поняла, что наконец-то она здесь, где можно расслабиться, забыть о школе и друзьях. Можно быть настоящей. То есть своей второй частью, индийской половинкой души. Красить глаза каджалом, ставить бинди между бровями, носить яркие браслеты… Просто наслаждаться жизнью в свои сладкие шестнадцать лет.
