ПЯТНИЦА ПЕРВАЯ. ГЗ МГУ, корпус Г
Апрель 1986 года, Москва, Главное Здание МГУ, корпус Г
…вечер: жду связного от ино. Еще не знаю, кто это будет. От них всего можно ожидать. Не удивлюсь, если явится какое-нибудь разумное животное, скажем, собака. Будет вилять хвостом и посылать мысли прямо в голову, как уже не раз было. Или выбежит из-за угла местный кот Павлик, заговорит с тобой по-человечьи.
Втайне надеюсь, что утреннее происшествие в глубоких подвалах зоны А не имело продолжения. Это когда меня в общаге на проспекте Вернадского в 4 утра нашел курьер от наших инопланетных «друзей», и я вынужден был ехать с ним в Главное здание МГУ. Но не работать, а созерцать странную вещь: в подвале, на минус втором уровне, стоит этакая скрытая от посторонних глаз неземная красота, и стоит она среди старых ржавых труб, мусора, облупленной краски на стенах. Красота эта похожа на арку металлоискателя, высокую, в два человеческих роста. Возле этой дивной конструкции были обнаружены следы, но не человеческие, как мне сказали. Очень уж они маленькие, и сами следы странные. И какого лешего меня подняли так рано? Еще что-нибудь?
Да, еще вот это… рядом с рамкой на полу лежит огромная куча то ли земли, то ли дерьма, то ли не пойми чего. Ну, лежит. Ну, земля, потому что, если бы это было дерьмо, воняло бы. Это все?
Это все.
За окном серел тусклый, увешанный оранжевыми фонарями вечер. Никого вокруг. Тишина. В пятницу, само собой, никто не спешит обратно в общежитие. Да еще когда весна в разгаре, и на улице становится все теплее.
Минуту назад появилась аспирант госпожа Малгожата, в розовом халатике, с уже зажженной сигаретой. И с полным пренебрежением к противопожарной безопасности этажа она, виляя плотным задом, прошла в курилку, на лестницу.
Присоединился к ней. Прикурил, тщательно и незаметно косясь на немного выпирающую из халатика грудь. Она улыбнулась:
– Привет!
Попробовал поприветствовать ее на польском, получилось что-то типа «чешчь». Госпожа Малгожата изволила смеяться. Мне она нравилась. Простая, нормальная полячка и, оказывается, с совершенно теми же человеческими интересами, что и у наших девушек. Нас за «железным занавесом» генсек Леонид Ильич Брежнев держал в строгости, не особенно баловал разнообразием в международном женском вопросе. Родители в этом плане вообще считались «никакими». А в подполье ходили порнографические карты с фотографиями раздвигающих ноги «королев» и «тузов».
…поговорили с ней о том о сем, посмеялись, просто потому, что жизнь прекрасна и сегодня вечер пятницы. Ну, пока, сказала она с совершенно непередаваемым милым акцентом.
Пульт дежурного по этажу, как всегда, безмолвствовал. Он парень суровый, с ним не пошутишь, но он любит общество людей, и ему все равно каких. Я коротаю здесь свои дежурства, и время сначала медленно ползет, где-то до 9 вечера. Затем его течение начинает ускоряться, и до полуночи оно обычно пролетает незаметно. На пульте все скромно: советский телефон желтого цвета, тот еще подобострастник и моя записная книжка; настольная лампа, несколько жеманная, всегда благодарная слушательница. Если бы не телефон, и обязанность нажимать на кнопки пульта, вызывая жильцов, можно было бы сказать, что заняться дежурному коменданту совсем нечем. Но нет, у него есть еще одна важная обязанность: закрывать в полночь и открывать в 6 утра кухни на этаже – большую и малую.
Вечерами на большой кухне довольно оживленно бывает, аспиранты иногда за приготовлением пищи обсуждают что-то жизненное; у меня учащаются вызовы жильцов к пульту; кто-то жарит мясо; сестры Индира и Гунда, к примеру, развлекаются прямыми звонками в Абхазию с моего служебного телефона; болгарка Жанна ходит туда сюда, проходит мимо по сто раз, высокомерно задрав подбородок и покуривая. И ведь все курят на ходу, не обращая внимания на правила – на этаже не курить.
А после полуночи время настолько замедляется, что, кажется, иногда его можно потрогать рукой, погладить, словно это шелковая кожа Ирен, и даже поговорить с ним… или вслушаться в его течение в одном направлении – всегда в будущее, всегда вперед…
…сейчас на моем филологическом 9-м этаже тишина и полумрак весенней пятницы. Пользуясь тем, что поблизости никого, диван урчит:
– Вам удобно, герр Ренат? Ваша тушка сегодня на 150 граммов тяжелее, чем три дня назад…
Во, как я его научил говорить! Этому дивану почти 30 лет, а он все как новенький. Черная кожа только блестит от многочисленных задниц. Задниц в брюках, в джинсах, в юбках, в плащах, пальто, куртках, даже просто голых задниц…
Глажу диван по коже.
– Удобно, очень удобно, старина! – говорю. Ему приятно.
– Сегодня какой расклад, герр Ренат? – не отстает черное чудище. – На мне спите?
Ну, что мне ему сказать? Как нельзя кстати, подходит одна из симпатяг-аспиранток, Атика… диван затихает.
В сумраке этажа ее бедра находятся на уровне моих глаз, и мне представляются всякие озорные картинки. Она даже не подозревает о них. Она что-то спрашивает, что-то насчет того, что поздно придет сегодня…и насчет кухни…ничего не понимаю. Направить на ее бедра свет лампы, что ли? Лампа хихикает. Про себя, тихонечко, чтобы аспирантка не слышала. Жильцы этажа, в основном аспирантки с филологического, одна за другой выходят из лифта, растворяются в коридоре… Я вдруг представляю, как она раздевается в душевой своего блока, кидает на полотенцесушитель трусики, включает душ. Да, и вот тут вхожу я…она, закрывая груди с коричневыми сосками (а может, и с розовыми):
