– Планировка удачная: квартира-распашонка, окна и во двор, и на улицу выходят, легко проветривать. Вы проходите, проходите… Окна пластиковые, современные, шум с дороги не пропускают. Вы попробуйте открыть. Нет, зимой тепло. Видите стены какие толстые, кирпичные…
Лора слушала риэлтора вполуха. Звукоизоляцией и другими техническими прибамбасами пусть Боря занимается, она в этом все равно ничего не смыслит. Лора взглянула на мужа: Борис возился с оконной ручкой, которая не желала поворачиваться. Ох, все в этой квартире какое-то неустроенное. Обои выцвели, потолки потемнели, в ванной воняет канализацией. С другой стороны, чего ждать от ремонта тридцатилетней давности?
Борис, наконец, справился с ручкой, распахнул створку окна, и в сумрачную комнату ворвались крики детей с площадки, свежий, с ароматом наступающей осени, воздух, шелест плотных, как бумага, тополиных листьев.
– Пап, я хочу посмотреть! Хочу-хочу-хочу!
Маленький Лева вцепился пальчиками в край подоконника и подпрыгивал, но ему мешал зажатый в кулаке то ли Железный человек, то ли Капитан Америка: Лора отчаялась выучить имена бесконечных игрушечных супергероев. Сын обожал их чуть не с рождения и поднимал страшный рев, когда какая-нибудь фигурка из коллекции терялась под кроватью или застревала между диванными подушками.
Борис схватил Леву под мышки и приподнял. Лора улыбнулась, наблюдая, как муж с воодушевлением рассказывает Леве, куда они припаркуют машину, если переедут, и в какой стороне находится детский сад. Сама Лора переезжать не рвалась, но в однушке втроем тесно, это «объективная реальность», как выразился Боря.
– Я посмотрю другие комнаты? – спросила она у риэлтора.
Тетка-риэлтор не понравилась Лоре с самого начала: толстая, некрасивая, на ногтях облупленный лак. А эти кольца в виде кошачьих морд, надетые на кургузые пальцы? Прошлый век! От тетки противно пахло немытой кожей и несвежей, пропотевшей одеждой. Еще бы, носить пальто в плюс двадцать пять! Как такие умудряются продать людям хоть что-то?
– Конечно-конечно, – с приторной улыбкой закивала риэлтор. – Проходите, смотрите…
Стараясь не касаться засаленного теткиного пальто, Лора протиснулась между риэлтором и низким журнальным столиком на колесиках и вышла в прихожую. Обстановка здесь ничем не отличалась от остальных помещений квартиры: отслаивающиеся от стен обои, доисторическая вешалка с вытертыми до блеска крючками, крашеная белой краской входная дверь… Кошмар! Впрочем, если купить современный шкаф для верхней одежды, на пол линолеум положить, – сейчас красивый делают, рисунок не отличишь от реальной паркетной доски, – жить можно.
Лора открыла скрипучую дверь слева. Кажется, это гостиная. Полосатые обои, видно, клеили недавно, и ламинат свежий. Все портит мебель. У стены неуклюже притулился накрытый вылинявшим клетчатым покрывалом складной диван, справа от него – старомодный сервант. И что люди в них теперь хранят, за стеклом, напоказ? Нужно выкинуть по крайней мере половину мебели, она столько места занимает! Взять, к примеру, пианино, которое стоит в углу. В пятнах, с треснувшей крышкой… Лора не удержалась и нажала пальцем белую клавишу. Пианино издало тонкий, но какой-то неправильный звук.
– Инструмент в отличном состоянии, – раздался за спиной у Лоры голос тетки-риэлтора. – раритетный «Ноктюрн»! И сами играть будете, и ребеночка научите, – тетка кивнула на влетевшего в комнату Леву. Позади, еле за ним поспевая, шагал Борис. – Сынок-то хозяйский такой же маленький, а учился знаете как! Одаренный, «Лунную сонату» исполнял для соседей!
– Было бы здорово, – вздохнула Лора, – но Левик и пианино – вещи несовместимые.
– Не говори, – рассмеялся Борис, – он в садике даже за обедом усидеть не может, крутится, летит куда-то, воспитательниц на уши ставит, да, сын? – Борис подмигнул Леве. – Хочешь на пианино играть?
– Нееееет, папочка, – замотал головой Лева. – Я лучше буду летать, потому что я супергерой, как Человек-паук! – Лева помахал своей игрушкой.
– А ну-ка иди сюда, мой супергерой! – Борис схватил Леву в охапку, и тот залился счастливым смехом.
– Видите, бесполезно, – развела руками Лора и подошла к серванту.
В нижней его части были глухие дверцы, в верхней – квадратные сдвижные стекла. Сквозь припорошенное пылью стекло виднелись полки, набитые книгами и безделушками: статуэтками в виде котят и девочек в платьицах, округлыми морскими камешками, ракушками, потускневшими подсвечниками с огарками свеч.
К самому высокому подсвечнику была прислонена фотография в пластмассовой коричневой рамке «под дерево». С фотографии на Лору смотрело не меньше двадцати человек: женщины, мужчины, дети. Они сидели на громоздком диване, в котором Лора узнала диван из этой самой гостиной. Кому не хватило места, стояли позади, за диванной спинкой, кто-то уселся на подлокотники или вовсе на пол. Все изображенные на фотографии радостно улыбались.
– Мамочка, кто это? – спросил Лева, бесцеремонно тыча пальцем в стекло серванта.
– Большая семья, – сказала тетка-риэлтор, – сто лет их знаю. Хозяйка-то, вот она, в платье синем, – тетка указала в центр снимка, на пожилую женщину с аккуратно убранными в пучок волосами. – Ой и любила квартиру, мыла, ухаживала, украшала. Близких всегда рада принять. Неразлучные они, по праздникам туточки собирались, за накрытым столом, хозяйка-то и салаты сама резала, и пироги пекла…
