Глава 1
Нина загадала желание.
Чистое, глубокое, уже немного стылое небо сияло миллионами звёзд. Самые яркие то подмигивали друг другу, как заговорщики, то замирали в ожидании очередной падающей звезды. Нина стояла посреди лесной дороги и наблюдала августовский звездопад.
За воротами дачного посёлка начиналась грунтовка. С утра до самого вечера по разбитой, изъезженной лесной колее медленно ползали автомобили, днём бродили дачники с корзинами или деревенские псы с печальными глазами, бывало, пробегали дети с пляжными полотенцами и надувными кругами; ночью же дорога принадлежала сверчкам.
Нина слегка надавила на педаль велосипеда и тронулась вглубь леса. Под колёсами зашуршал мокрый грунт. Она внимательно всматривалась в каждый слепой участок дороги, пытаясь предугадать препятствия, но всё напрасно – лужа, ещё одна, и вот кроссовки набрали воды, а по куртке стекла грязная струйка, прилетевшая с заднего колеса.
Наконец, показался «Треугольник». Так в народе называли участок леса, разделённый клинышком двумя дорогами: одна вела к дачам, другая – к оздоровительному лагерю.
Нина приехала попрощаться с любимым местом до следующего лета.
Когда она была маленькой, папа часто брал её с собой за грибами, и каждый раз это был приключенческий поход. Отец, как лесной чародей, умел удивить: то отыщет среди пожухлой листвы ежа, то покажет диковинную птичку на дереве, то смастерит игрушку из шишек и прутиков. Он всегда знал, что через 4 дня на этой полянке пойдут лисички, а вон там созреет лужайка с земляникой. И никогда не ошибался. Он чувствовал природу. Нина наблюдала, как вечно угрюмый, уставший от ругани отец, оживал в лесу, как он начинал мурлыкать под нос песенку, шутить, как расходились тонкие лучики от уголков его смеющихся глаз.
По привычному маршруту они обходили грибные места в сосновом бору, а потом возвращались на дачу через «Треугольник» и непременно делали остановку, чтобы передохнуть и попить горячего чайку из термоса. И вот тут-то начиналось самое интересное. Пока Нина раскладывала на газетке бутерброды и разливала чай, папа усаживался на сруб у кострища, разжигал костёр и, гладя на неё через прищуренный глаз, спрашивал:
– Ну что, Нинок, какую историю тебе сегодня рассказать?
– Про приключения! – звонко выкрикивала девочка и усаживалась напротив, восторженно глядя на отца.
Он рассказывал истории о своих путешествиях в далёкую Карелию, о белых кудрявых бурунах на суровой Ладоге, о высоких шхерах, напоминающих огромных чудовищ, притаившихся в воде; а Нина жевала бутерброд и представляла, как папа мчит на лодке по волнам, его глаза горят, а руки крепко сжимают кантеле, волшебный инструмент, способный усыпить водяных монстров. И вот он пересёк озеро, преодолел скалы и сошёл на берег маленького необитаемого острова посреди большой воды. Сильный и всемогущий, как герой народных сказок.
В последний раз, когда они обедали на «Треугольнике», папа набрал целую корзину белых грибов, и пока хлеб жарился над угольками, он довольно поглядывал то на дочь, то на лукошко.
– Смотри, дочка, – сказал он тогда, кивая на корзину, – всю зиму будем есть. Без тебя ничего бы не собрал, разве что поганок принёс. Ты – мой талисман!
Через неделю его не стало. Это было двадцать пять лет назад.
Нина посветила фонариком на то место, где когда-то было кострище, но всё заросло бурьяном. Нет больше «Треугольника». Живы только воспоминания.
Она села на велосипед и поехала в сторону дачи. Снова зашуршал под колёсами грунт, запели сверчки, над головой зашелестели и зашептали деревья: «Ты – мой талисман».
Близилась полночь. Но дачный посёлок не спал.
В домах горел свет, во двориках играла музыка.
Обычно участки к этому часу погружались в тишину, соседи желали друг другу доброй ночи, закрывали теплицы и шлёпали уличными тапочками в тёплый дом. Но в тот вечер было шумно. Люди пели и гуляли; уже с самого утра на улицу выставляли столы и стулья, жарили шашлыки и пили вино: дачники прощались с летом. Это был пятничный вечер одного из последних дней августа.
Когда Нина подъехала к воротам своего дома, на неё выскочила обеспокоенная мама, с подбитыми кудряшками с одной стороны и всклокоченными с другой. Она теребила в руках фонарик, пытаясь его включить.
– Мам, ты чего на улице мёрзнешь? – спросила она, слезая с велосипеда.
– Нина, наконец-то! Я тебя ищу везде, – прохрипела сонная мама и продолжила стучать фонариком о ладонь, на тот случай, если старые батарейки вдруг передумают и оживут.
– Я решила прокатиться перед сном. Захотелось проветриться.
– А я пошла тебя искать, чтобы свет вернуть, – сказала мама, потирая рукой поясницу, замотанную шерстяным платком. – Наверно опять пробки выбило.
Нина с тоской посмотрела на тёмные окна домика и вздохнула.
– Придётся лезть на чердак.
На чердаке пахло сыростью. Она включила фонарь на телефоне и пробралась к счётчику. Автоматический выключатель, понятное дело, был отщёлкнут, и достаточно было движения одного пальца, чтобы в мгновение вернуть к жизни свет во всём доме, электрический чайник, стиральную машину, телевизор, наружное освещение, пару зарядных устройств, холодильник и электронагреватель в каждой комнате – словом, всё, на что советская проводка явно не была рассчитана.
