Есть две вещи, которые культурный человек – или по меньшей мере полагающий себя таковым – должен непременно делать при посещении театра: отключать мобильный телефон и не приносить с собой спиртное.
В тот день, когда мы с моей дражайшей половиной впервые за последние полгода выбрались в театр, я нарушил оба правила. И если неотключение мобильного телефона я с чистой совестью могу отнести на счет свойственной творческим людям забывчивости, то пронос спиртного в храм Мельпомены носил откровенно предумышленный характер.
Дело в том, что бывают пьесы любимые и нелюбимые. Пьеса, на которую мы пошли в тот день, относилась к категории не то чтобы нелюбимых, но, скажем так: не очень любимых. Почему же я все-таки пошел? Одну из главных ролей в пьесе исполнял мой любимый актер. Даже не просто любимый, а любимый с детства. И потому в тот день я оказался в одном из известных московских театров. Не буду уточнять, в каком именно: Москва, невзирая на наличие другой общепризнанной «культурной столицы России», безусловно лидирует по количеству известных театров и числу известных актеров. А потому случившееся со мной могло произойти в любом другом театре.
К концу первого действия я несколько заскучал. А когда я скучаю, то начинаю покашливать: вполне извинительно для заядлого курильщика, мужественно борющегося с пагубной привычкой. Я так понимаю, что покашливание является всего лишь реакцией организма: дескать, чего тут париться, пойдем покурим. Предвидя подобный эффект на не самой лучшей пьесе не самого лучшего автора, я перед походом в театр купил бутылочку холодного чая. Какой именно был чай, уточнять не буду, чтобы никто не подумал, что я занимаюсь скрытой рекламой. И чтобы никто не подумал, что я плохо отношусь к рекламе как к явлению, добавлю: никто не предлагал мне рекламировать именно эту марку чаю. Это я адресую потенциальным рекламодателям скрытой рекламы. Так вот: купив бутылочку холодного чая емкостью в половину литра, я зашел в туалет, вылил содержимое в умывальник и заполнил ее ровно наполовину коньяком. Коньяк, разумеется, не Хэннесси, но какой именно, тоже уточнять не буду: пусть, блин, сначала заплатят за рекламу! Бутылочку я положил в планшет и счел себя вполне готовым к восприятию скучной пьесы.
Итак, ближе к концу первого действия я начал покашливать, вызывая возмущенные взгляды как моей половины, так и сидящих рядом театралов. Особенно близко к сердцу мои покашливания воспринял сидевший позади меня театрал, одетый в гавайскую рубаху и шорты. Он положил мне руку на плечо и, обдав меня густым запахом добротного нефильтрованного пива, громогласно посоветовал:
– Ты бы сначала бронхит вылечил, а потом уж по театрам шлялся!
– Прошу прощения! Я просто вовремя не принял лекарство, но сейчас немедленно приму, – пообещал я и щелкнул замком планшета, извлекая бутылочку. Но едва я сделал щедрый глоток «лекарства», как зазвонил мобильник в кармане моего пиджака.
На звонки не занесенных в список абонентов у меня стоит бессмертный хит «Холодный пот» в исполнении группы «Тин Лиззи». С учетом отменного динамика моего «Эрика» ударные аккорды гитариста произвели должный эффект: не только перестали ворчать окрестные театралы, но даже любимый актер моего детства посреди прочувственного монолога сделал паузу и укоризненно взглянул в мою сторону. Я поднялся с места, сокрушенно разводя руками и, естественно, роняя с колен пластиковую бутылочку. Та почти беззвучно упала на ковровое покрытие и принялась радостно выплескивать свое содержимое. Я, страшась встретиться взглядом с супругой, понесся к выходу из зала. «Тин Лиззи» тем временем добавили к энергичной гитаре не менее энергичную партию ударных, к которым потом присоединился по определению энергичный вокалист. Под начальную фразу песни:
I put my money in the suitcase
And headed for the big race
I felt a chill on my backbone
As I hung up the telephone —
я достиг наконец двери и с облегчением нажал кнопку ответа. «Тин Лиззи» немедленно закончили выступление и вместо забойного хард-рока я услышал женский голос:
– Слава! Слава богу! Хоть до тебя я дозвонилась!
Я не сразу узнал голос. Но звонившая сама не замедлила представиться.
– Слава, ты меня слышишь? Это Евгения Павловна! Мама Игоря Русанова.
– Добрый вечер, Евгения Павловна! – поздоровался я, переводя дух. Теперь хоть понятно, кто звонит. – Как поживаете?
– Какая жизнь может быть, Слава?! Разве я тебе звонила бы, если бы была жизнь? Я уже неделю не сплю, места себе не нахожу! Игорь пропал!
И Евгения Павловна разразилась рыданиями, которые с трудом сдерживала до сих пор.
– Как пропал?! – удивился я. – Может, он в командировку уехал и забыл предупредить? Или к женщине махнул неожиданно… ведь бывает так у мужиков!
– Он уже три дня не звонит мне! – прорыдала Евгения Павловна.
– Значит, точно женщина! – с вершин жизненного опыта определил я. – Остается только позавидовать!
– Кому?! – вопросила ошеломленная Евгения Павловна, на несколько секунд прерывая рыдания.
– Это в смысле… Может быть, там связь плохая! – опомнился я. – Есть у нас еще места, которые всеохватывающий технический прогресс пока не может охватить.
