Шаманархия и ее нагвали

Шаманархия и ее нагвали
О книге

Здесь собраны осенние листки дядюшки Айли Бу, выцеженные из сетевых медитаций и оглядок на фрактальные лабиринты. Нечетные фигуры – по шагу на каждую – для стен и лестниц Контроля.На обложке – картина Hawk Alfredson «Soaraurora».

Читать Шаманархия и ее нагвали онлайн беплатно


Шрифт
Интервал

Иллюстратор Hawk Alfredson


© Товарищ Эхо, 2019

© Hawk Alfredson, иллюстрации, 2019


ISBN 978-5-4485-5497-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Благодарности

С берегов нашей цветущей Утопии хочу выразить огромную благодарность автору иллюстрации и частому гостю планеты Gong и сопредельных систем/звездных скоплений – Hawk Alfredson, который сам по себе – целая вселенная.

На обложке – его картина Soaraurora.


Сайт художника


http://www.hawkalfredson.com/

Пролог

Мудрая лиса учит охотника – проснуться.

[психоделический коммунизм]

Я несу свою голову в нагрудном кармане измятой рубахи,
Руны вселенного солнца ощупывая клеткой грудною;
Язык мой подвешен как маятник над планетарной плахой:
Даешь над массами новую диктатуру психоделического строя!
Изгрызен мозг натурфилософии и гуманизма дрязгами,
Опьянено само время свободы поводами ложными.
Каждый, пресытившийся механистического существования ядами,
Подчинение общему строю воспринимает как должное.
В спирали эволюции спутаны замещенной истории перипетии.
Всякая вы-роста личности болезнь склонна к повторению —
Контрапункты контроля в сознании рождают мазохистскую склонность к тирании.
Вожделение жизни ярче стократно к смерти стремления.
В головах – зловонно и затхло от избитой архаики изобилия,
Самозванцы чертят мерзотной классовости очередные табели,
Чувство мщения в «душе» потребителя веры граничит с бессилием:
Вам – моя коммунистическая табель психоделической жажды!

[noPolitics/noComments]

Давайте продолжать постоянно оглядываться:
Что сказала говорящая голова по телевизору;
О чем мычит красномордый толстопуз по радио;
Какой генеральной линии придерживается штаб сегодня и
По каким контрапунктам мразности и подлости
Разрастается стратегия штабов потенциального противника;
Какую низость совершил сосед (тем самым
Даровав нам право на низость большую к другим соседям);
Чей запрет лучше соответствует общей моральности народов;
И кого нужно убить/закрыть/унизить для того,
Чтобы народ был счастлив, чтоб осознал свою духовность;
Что говорит соседка об экономике Магриба и
Соединенных штатов; в какой части лица
Растут бороды у пидарасов, и какую великую истину
Нам могут сообщить поп-звезды;
Куда ронять бомбы, чтобы мир стал во всем мире;
Где разводить базар и развал за религиозное мракобесие
(Чтобы после героически и с почестями похоронить
Сотню-другую солдат);
Каким цветом вышивать воротники, чтобы патриотизм;
В чью военную форму одевать детей, чтобы гордость;
Чьим пеплом продолжать писать историю,
Чтобы в настоящем не думать о живых.
Давайте продолжать постоянно оглядываться,
Ведь чужое «мнение», вшитое в рептильный мозг, важнее знания;
Ведь только так мы сможем понять, кто за нас, кто не с нами;
Кто чужой, цветной, красный, зеленоглазый, не по уставу одетый, звучащий
В другой тональности, другим голосом, другим языком.
Территории и их закрытые границы – это важно,
Это наше наследие – то, что мы оставим детям и детям
Наших детей, королевство кривых и горбатых,
Имеющих прошлое, имеющих точку зрения,
Озвученную кем-то/о, психология стариков и калек:
Бараки, храмы, тюрьмы – костыли мышления,
Глобальная культура подчи/потребления
(и, кстати, чьи стереотипы зальешь ты сегодня
В слоты собственной памяти?)

Нагвали

[первое говорение – песни мертвых китов]

Застывший снег с оконного холста
Не сыплет в тёплый вечер зала;
Над городом болтается полярная звезда,
В неоновых плутая буквах бара.
Старик с шкатулкой дремлет за столом
Меж утвари столовой незаметен.
Привычным отвечает город сном,
Где внешний мир нелеп и тесен.
У этой ночи иллюзорность взяв взаймы,
С зеркал небесных соскребают амальгаму
В мгновенье пограничной тишины
Лунные львы и белохвостые орланы.
Их призрачные шорохи здесь не слышны:
Полночный мир себя готов начать сначала…
По лунным маякам ночные корабли
Прокладывают путь к причалам.
Старик прислушивается к голосам китов,
Истрепанным солёным ветром океана;
Китовых песен помнит он прощальный зов,
Стекающих на палубы из рваной раны
Гарпунным оставляемой крюком,
Запущенным уверенной рукой.
Как после, возвращаясь в пустой дом,
Соленый запах этих песен нёс с собой.
И так мала была земля вокруг,
На пустыре застывшая вселенной,
Что завершающему жизни круг
Чужая смерть казалась избавлением.
Так север сберегает свой улов…
Старик с раскаяньем и сожаленьем
Хочет забыть, как он фотографировал китов
И жизней их последние мгновенья.
В шкатулке фотографии хранит
И, долгой ночи пойман лабиринтом,
Что рану память бередит:
Листая кипу старых фотоснимков.
С каждым ведет неторопливый разговор,
Застыв меж вечностью и океаном.
Так бесконечен этот с прошлым спор
О жизни и лишён обмана.
И все киты его историй вдруг
Бредут от смерти вновь к тому мгновению,
Когда гарпун китовый оставляет труп,
А кит сам покидает землю.
Старик подносит к фотографиям огонь
Горящей в цепких пальцах спички,
Горячий пепел в тёплую ладонь
Ножом соскабливает по привычке.
Дым исчезает над повинной головой;
Над городом болтается звезда:
И души белые китов плывут домой
К созвездию Тау Кита.

[второе говорение – человек стоял на берегу]

Разбросав вдоль берега трубки-хоботки,
Облакоэлектростанция вылупилась у реки:
Крохотные мигли раскрутили её зубчики и шестеренки,


Вам будет интересно