Марко берёт меня за локоть, с силой поворачивает к себе и протягивает бокал:
– Пей.
Мы любуемся Москвой с крыши отеля «Ритц Карлтон». Стоит тёплая июньская ночь, мерцают бледные далёкие звёзды, скользят редкие призрачные тени посетителей. Ленивые звуки города, доносящиеся снизу, вязнут в медленной, стонущей и соблазняющей музыке. И я уже не понимаю, где она звучит – здесь, на террасе или только в моей голове. Свет притушен, и мы растворяемся в полутьме.
От сладкого смятения и тревоги кружится голова, а в воздухе ещё витают запахи недавней весны. Манежная площадь и пряничные кремлёвские башни лежат у наших ног, ночные огни и магические энергии делают реальность неузнаваемой и прекрасной. Картинка немного плывёт.
– Пей, – повторяет Марко.
Он говорит это тихо, но голос звучит как приказ, как откровение, как указание свыше.
«Да с какой это стати?» – внутренне пытаюсь слабо перечить я, но попытка совершенно бесперспективна. Моя воля сломлена и сопротивление подавлено прямым взглядом его тёмных глаз, животными токами, исходящей от него силой и шампанским. Мы пьём уже вторую бутылку «Дом Периньон».
Я начинаю размышлять о шампанском, в который раз стараюсь анализировать его цвет, аромат, но сама себя останавливаю. Обмануть разум невозможно, и я знаю, что всё это значит. Это сознание пытается подавить рвущегося из недр моего первобытного, алчного, изголодавшегося злодея. Тьфу. Что я несу, зачем я так опьянела?
Понятно зачем. Ответ мне известен – чтобы не было так страшно… У меня психологическое расстройство, боязнь секса, страх перед близостью. Вот же я дура, размечталась. Какого секса? Ничего ведь не будет.
Губы растягиваются в глупой улыбке. Я делаю большой глоток, Марко удовлетворённо кивает и отворачивается к сказочным огням Кремля. Мне кажется, он делает это слишком картинно, по-киношному, и я фыркаю.
– Когда мне было пятнадцать я потерял родителей, – говорит он. – Думаю, ты можешь понять, что это значит.
Могу… Я сама потеряла маму, когда мне было семнадцать. У нас есть кое-что общее, помимо профессиональных интересов. Теперь я смотрю на него даже с теплом и нежностью. Но он этого не замечает, он любуется Кремлем.
– После похорон близкий друг моего отца привёз меня в Рим. До этого я ни разу не покидал Сицилию. Была такая же ночь, мы ездили на машине по самому центру, по пустому городу – Колизей, площадь Венеции, фонтан Треви, Ватикан. Огромный величественный Рим, погруженный во мрак и яркие огни, освещающие вечность. Меня это потрясло. Скажи, тебя потрясла первая встреча с Москвой?
Я мотаю головой.
– А с Римом?
Да нет, же нет, разве ты не видишь, что меня потрясла встреча с тобой? Неужели тебе всё равно? Конечно. Разве может быть по-другому… Кто ты и кто я… Плевать… Зато не будет страха… и боли. Ещё глоток. И ещё один. Никакого страха.
Я ставлю бокал на столик:
– Мне уже пора. Надо ехать…
Сейчас, когда тормоза изрядно отпущены, я могу признаться себе, что второй день неотрывно думаю об этом мужчине. Меня влечёт к нему, и даже одна мысль о нем вызывает сердцебиение… и ужас, конечно, тоже. Его ироничный взгляд, хриплый голос, сильные руки – всё приводит к волнению и вызывает жуткую панику. Моя паника – это совсем не шутка и когда-то она уже срывала далеко идущие планы, так что… Но сегодня, кажется, причин паниковать уже не предвидится. Ну и ладно, ну и хорошо…
Я отхожу от края террасы вглубь, беру свою сумочку, достаю телефон, вызываю такси. Какое-то время Марко стоит, будто не слышит или не решается оторваться от видения ночной Москвы, потом сбрасывает заклятье и медленно подходит ко мне, смотрит в глаза. Ничего, я выдерживаю, не отвожу взгляд.
– Хорошо, идём.
Мы выходим, вызываем лифт и молча ждём. В области сердца немного горячо, голова отчаянно кружится. Входим в замкнутое пространство кабины. Мы одни, никто не войдёт. И что, интересно, он будет делать?
Марко стоит напротив. Очень близко. Я чувствую его запах, это запах хищника, он разгорячён, смотрит прямо в глаза. На этот раз выдержать его взгляд трудно, и я отворачиваюсь.
– Нет! Не отворачивайся!
– Что?
Он притягивает меня к себе и жадно целует. Ноги слабеют… Я чувствую его вкус – «Дом Периньон», цедра, и немного горького дикого мёда. Его язык проникает в меня, мне не хватает воздуха. Ещё миг и я начну задыхаться, уж я-то знаю… Жёсткая щетина дерёт подбородок, губы. Я вжата в зеркало, раздавлена, парализована и мне очень страшно, но и сладко… Тело разрывается изнутри, в нём бесчинствуют томление и жар, огонь и озноб.
Марко разжимает объятья, отрываясь от меня. Нет, он не насытился, ему просто надо остановить лифт. Он нажимает кнопку своего этажа. Дверь открывается. Он делает шаг, замирает в дверях и поворачивается ко мне:
– Идём.
Алкоголь замедляет реакции, и паническая атака приходит не сразу, но теперь меня накрывает по полной. Я наклоняюсь вперёд, одной рукой держусь за живот, а другую выставляю перед собой, как бы защищаясь. Надо перевести дух, отдышаться:
– Я с тобой не иду.
– Идёшь.
Он хватает меня за руку и вытаскивает из лифта, тащит по коридору, открывает дверь и вталкивает в свой номер. Там какие-то коробки, пакеты. Я запинаюсь и падаю. Он перешагивает, проходит в комнату и срывает с кровати покрывало.
