Пролог. Часть 1. История Луция
В замерзших столетия назад ледниках, куда проникая, лучи негреющего зимнего солнца растворяются в заснеженных кручах векового ледяного покрова, между тремя засыпанными искрящимся снегом холмами расположился огромный город, столица некогда великого Энноса, столетия спустя прозванного на юге Замерзшей империей.
Медленно кружась в морозном воздухе, блестя в солнечных лучах холодным огнем, словно искорки от горящего на высоком голубом небе костра, опускаются снежинки на пустынные улицы давно заброшенного города.
Ледяной ветер, свистя, распахивает скрипучие ставни, гуляет по пустым покинутым людьми комнатам заваленных снегом домов.
Среди этих ледяных развалин, прорезая центр города, тянется единственная сохранившаяся дорога, ведущая к возвышающемуся над городом дворцу, словно пропустившему время настигших страну несчастий, перенёсшемуся сюда с тех времен, когда процветал Эннос.
Перед дворцом во всем своем величии стоят, устремив гордые взгляды вдаль, застывшие в веках статуи императоров Энноса. За долгие годы сделанные из нерушимого синего аквомора они лишь слегка покрылись настывшей на них ледяной коркой, сделавшей эти изваяния еще более сказочно прекрасными.
Впереди них, блестя невероятным синим светом, удачно вписавшись в окружающий ее снежный фон, разместилась статуя первого императора Энноса – Августа Энокентия Тербского.
Его широко открытые глаза, расположенные под массивным лбом, печально смотрят на заснеженный пустой город, как будто грустно вопрошая у потомков:
«Что случилось с основанной мной великой империей?»
Правая рука императора опущена на загривок огромного льва, стоящего на задних лапах, с беспрекословной преданностью смотрящего в глаза своему повелителю, готового по приказу хозяина мгновенно кинуться на любого врага империи, защищая покой ее правителя.
Вход во дворец закрывает массивная дверь из такого же синего аквомора, нисколько не поблекшего за прошедшие столетия.
За ней, в центре величественного зала на золотом троне, уставившись в одну точку ослепительно синими, словно ночное небо, глазами, сидит ссохшийся от прожитых веков старик. Его давно выцветшие седые волосы клоками спадают со сморщенной, как у мумии, головы, видевшей за столетия столько, сколько не дано увидеть ни одному смертному.
Слышится легкий монотонный треск каминов, согревающих этот островок жизни среди замерзшего ледяного царства.
Старик смотрит вдаль, которая, несмотря на отделяющие ее десятки тысяч километров, ярко вырисовывается в его сознании, как будто весь мир лежит перед ним.
Вот серебристые корабли острова Ройзс с идеально гладкими, словно зеркала, блестящими на солнце корпусами стремительно разрезают водную гладь Лазурного моря.
Чуть подальше на покрытых зеленью холмах, раскинувшихся за Чертой Якова II, шагают, отбивая ритм, солдаты Аутсмении, над которыми, паря в воздухе, летят прирученные человеком диковинные птицы-танзаны. Они медленно приближаются к пограничным укреплениям, защищающим границу двух враждующих столетиями государств, готовясь дать кровавую развязку, навсегда закончить эту войну, выйдя из нее победителями.
Старик отводит взгляд. Все, чтобы ни происходило в мире, способны видеть лИонджи, но не это интересует их, им требуется кое-что другое.
Лионджа вновь устремляет вдаль свои сапфировые глаза, ища по земле то, что ему нужно, как голодный волк рыскает в поисках своей жертвы.
Найти не составляет труда:
Пропахшее запахом тухлой воды небольшое рыбацкое поселение на побережье Лазурного моря. В одной из бедных лачуг, сделанной из гнилых досок, укрывшись за несколькими сваленными в углу матрасами, навзрыд плачет девочка, растирая грязными ручонками покрасневшие от слез глаза.
Ее отец, встав, словно артист в театре, в который раз устраивает пьяную драму, изрыгая на домочадцев ругательства:
– Паскудина, гулящая тварь! Ты виновата во всех моих несчастьях, и тот обуз, что ты мне нагуляла! Если бы не ты, я бы выбился в люди! Ты довольна?!
Продолжает с пеной у рта кричать он, со всей силы тряся вырывающуюся из его цепких рук жену.
Девочка плачет от бессилия, в этот момент ненавидя отца и весь мир, позволяющий издеваться над ними. Ее охватывает жуткая паника, парализующая все ее существо, страх и невыносимое отчаяние.
«Злость, ненависть, страх, отчаяние», —лионджа впитывает их, чувствуя, как они приятным теплом заполняют ссохшееся тело, согревая старые мускулы.
Он внимательнее приглядывается к отцу, у которого за пьяным бредом скрывается невероятная злость и тоска от не свершившихся надежд, не сбывшихся мечтаний, разрушивших его жизнь.
Что для энергетического вампира может быть приятнее страха ребенка и отчаяния не прожитой жизни?
Лионджа блаженно улыбается, выискивая холодным синим взглядом новую жертву.
Окутанная аквоморовой дымкой Лиция. У ничем непримечательного серого здания суда на корточках сидит человек с остекленевшим от горя взглядом. Тысячи людей проносятся мимо него, и, несмотря на это, он чувствует себя совершенно одиноким, понимая, что в этом мире у него не осталось ни единой родственной души. Его жена погибла несколько дней назад по вине молодого нахального аристократа, не понесшего за это никакого наказания.
