Влад стоял на коленях и прижимал к груди окровавленное тело маленькой девочки:
– Проснись, пожалуйста! – слезы стекали по щекам.
Казалось, Влад не слышал, как дружина воеводы Дебелта отбила крепость и расправилась с оставшимися греками. Прикладывая нагрудный крест к бледным губам дочери, он твердил снова и снова:
– Проснись, Василисочка! Проснись, доченька! Ааааааа!
Дикий крик, полный боли, заставил всех сражающихся вздрогнуть и замереть. Оставшиеся греки бросили оружие и склонили головы. Дружинники быстро повязали сдавшихся в плен.
– Воевода! – десятник хотел было отрапортовать о победе, но тысяцкий жестом показал заткнуться и вывести всех из покоев жены Влада.
А тот продолжал игнорировать внешний мир, уговаривая проснуться свою Василисочку.
– В минуту великой скорби взываю к тебе, Отец мой! – Влад сидел, прижимая девочку к груди. – Помоги мне! Верни мне семью! Ты всемогущ. Прошу, верни мне хотя бы дочь!
Бессильные слезы уже не лились по грязным щекам мужа, и голос был лишен эмоций. Влад обвел взглядом комнату со сломанной кроватью, где, словно тряпичная кукла, лежал труп жены. Остекленевшие безжизненные глаза ее смотрели в потолок, руки были неестественно вывернуты и раскинуты в разные стороны. Вдруг Лизавета моргнула и взглянула на Влада.
– Бог не услышит тебя. Его здесь нет и не было никогда, – хрипло сорвалось с мертвых губ.
– Сатана? – Влад оцепенел, сжав свободной рукой крест. Голос его дрожал, но скорее от усталости, чем от страха.
– Так тоже меня называли. Имена разные, ветвистые – Сатана, Диавол… Твои предки величали меня Чернобогом. Я верну тебе твоих детей и дам силу, которую никто и никогда не сможет больше забрать у тебя! – тело жены издало звук, похожий на смех.
Влад почувствовал жизнь на своих руках. Его маленькая дочурка громко выдохнула, и на щеках ее снова расцвел румянец.
– Ты же понимаешь, что ничего не дается просто так? Особенно такое, да?
– Что я должен сделать? – Влад не мог отвести взгляд от своей Василисочки.
– Только то, что у тебя хорошо получается, Влад. Воевать! – тело Лизаветы на мгновение замерло, и ее безжизненные глаза полыхнули угрозой. – В двух мирах…
Рука жены сделала странное движение, и часть комнаты потеряла цвет, а стены стали полупрозрачными. Влада уже ничего не удивляло. Воевода не сводил глаз с погибших и испуганных греков. Тела их казались призрачными. Все вокруг стало серым и мертвым. Влад больше почувствовал, чем увидел, как в руках у него появился меч. Одним прыжком он пересек комнату и оказался по ту сторону мира. Клинок, попав в умелые руки воина, засиял разноцветными всполохами, от которых маревые греки рассеивались туманом. У них не было ни единого шанса остановить орудие воеводы.
Развоплотив последнего духа, он остановился и осмотрел комнату. Серость отступила, вернув вместе с цветом и жизнь Василисе. Девочка сидела на полу и затуманенным взором смотрела на разбросанные игрушки. Но главное – она была жива.
Тело убитой жены исчезло. На его месте осталось лишь мутное серое марево, которое постепенно обрело объем и облик покойной Елизаветы.
– Теперь ты должен отомстить всем, моя любовь, – шептал голос мертвой жены, шелестящий и безэмоциональный. – Я всегда буду с тобой, покуда ты служишь новому хозяину. Дети наши тоже. Ты всё сделал правильно, Влад. А теперь иди к своим людям. Не переживай, я присмотрю за Василисой, – тень стала темно-серой и плоской, стекла по кровати, потянулась к тени Влада, сливаясь и подменяя ее собой.
Когда Влад вышел во двор, уже совсем стемнело, и на стенах подожгли факелы. Он скользнул отстраненным взглядом по телам греков, сваленным в кучу и обложенным соломой с ветошью. Тела защитников крепости воевода рассматривал дольше: семьдесят восемь человек, большинству из которых было едва за тринадцатую весну. Детские. Чуть поодаль лежали два тела – его сыновья. Кирилл выполнил просьбу отца – он несся в крепость, словно заяц. И успел ровно в тот момент, когда греческая стрела вошла ему между лопаток. Второй сын – Михаил; ему было всего восемь. Тело его нашли у дверей в женскую часть дома, в одной руке был нож, а в другой игрушечный щит с изображением селезня, пробитого стрелой. Это были подарки Влада в день, когда Михаил стал детским1. Сцена сама всплыла в памяти Влада.
– Я стану самым сильным и большим воем и буду убивать всех врагов! Как ты, тятя!
– Это не совсем правильно, сын. Ты должен стать сильным воином – да. Но для того, чтобы защищать свой народ.
Воеводе казалось, что с того дня прошла целая жизнь, а не одно лето. Сыновья открыли глаза. Удивленное мальчишеское «Тятя?» заставило Влада вздрогнуть.
