Вешка запускал плоские камушки в Стройную. Как-то на днях кругляк подпрыгнул семь раз, а вот сегодня больше трёх не выходило. Наверное, всё от злости. Она кипела внутри, смешиваясь с горькой обидой, застилала глаза пеленой.
В отчаянии Вешка выпустил оставшиеся в руках камни одним броском, и те, булькнув, пошли сразу на дно, оставляя круги на воде.
– Расстроился? Не взяли с собой? – раздался вкрадчивый голос откуда-то из-за спины. Вешка, конечно, узнал старика, но всё же протёр пальцами глаза и повернулся на зов. Так и есть, Чур, собственной персоной. Странный этот Чур. Вроде бы и добрый, но иногда казалось, будто дед себе на уме: что-то недоговаривает, скрывает. Взять хотя б возраст: никто не знал, сколько ему лет. Ни родных, ни детей у Чура не было. Когда спрашивали, так отвечал, что он им дедушка – всем и каждому в деревне.
– Тебе-то что? – Насупился Вешка. Своей семьи у Чура нет – вот и лезет вечно в чужие дела. Хотя нельзя так про старших думать. И говорить так нельзя. Потому Вешка добавил: – Да, ты прав. Обидно очень. Всех мужчин старшина взял, а мне сказал, мол, приглядывай за деревней. А что за ней следить? Не убежит. А враги… Так они ещё, может, дней пять к нам идти будут.
– А может, и вовсе стороной пройдут, – предположил Чур, однако его ответ Вешке не понравился.
– Не пройдут. Йоки сам слышал, что враги далеко хотят на север идти, дальше нас ещё.
– Йоки, Йоки… Он говорит много, а знает мало.
– Он слышал в Ковкуле, когда ездил туда за рыбой. Враги с ковкулянами договорились и теперь вместе живут. Враги их дома заняли и ещё строить начали, но на свой лад. Неужели и у нас так же будет?
– Может, будет, а может, и нет. Могут мимо пройти – старшина олениной, мехами откупится. Было так, только давным-давно – даже я плохо помню.
– А сколько тебе лет, Чур?
– И это помню плохо, – улыбнулся старик вечной шутке. Вешка тоже улыбнулся. Спокойнее на душе стало. Понимал ведь, что не взяли его в лес из-за возраста. Внешне крепкий уже, из лука метко стрелял, на охоте отличался, а по летам ещё не мог мужчиной считаться. Ничего. Всего одну зиму переждать осталось – и всё будет, как надо.
Только бы дома ничего не менялось. Вешка, как и все в деревне, не любил перемен.
– Чур, а если воевать станем?
– Какие уж из нас воины? – усмехнулся старик, чертя палкой на воде знаки. – Леса много, земли тоже – поделимся.
– Илма вот был настоящим воином, – напомнил Вешка о далёком предке, который в одиночку хотел за обиду расплатиться со всей Ковкулой и устроил погром в деревне. – Я сказание про него сочиняю. Вчера пробовал передать, как Илма говорил со старшиной ковкулян, требовал ответа за обиду…
– Да крикун он был. Какой уж герой! – не выдержал Чур и бросил палку в воду.
– Тебе откуда знать? Ты ведь не двести лет живёшь.
– Может, двести? Или триста? Я ведь не помню, – отшутился Чур, только Вешка на этот раз не улыбнулся в ответ. Засела внутри горечь за напрасные слова про героя. С детства Вешка мечтал стать сильным, чтоб суметь любого обидчика за пояс заткнуть, пусть даже целую деревню. Или… Или город. Говорят, далеко-далеко за рекой есть такие большие деревни. Городами их называют. На горе стоят, каменными стенами окружены.
А пока даже старик его обижает. Вешка и ответить ничего не может.
Старших уважать надо.
***
Шаман молчал. Глаза его по-прежнему были закрыты, голова мерно покачивалась в такт молитвенному напеву, который он повторял про себя.
Окровавленные руки тянулись вперёд, к символу бога. Но и бог молчал.
Молчали и мужчины, поглядывая на принесённых в жертву оленей. По традиции только часть мяса оставляли у алтаря, остальное забирали себе, чтоб устроить пир. Но, может, на этот раз грозный бог попросит себе всё без остатка. Ведь они пришли к нему за важным советом.
Но берёзовый идол безмолвствовал, грозно глядя глазами-угольками из-под волос-корневищ. В полумраке вечернего леса бог выглядел зловеще. Никто бы не рискнул провести тут ночь, хотя среди мужчин деревни трусов не было.
– О Юмала1! – выкрикнул шаман и затрясся, потом вслепую пошёл прямо на идола, умело обходя по памяти курганы. —О Юмала!
Он остановился шагах в пяти, опустился на колени и пал ниц.
– Да исполнится твоя воля, – прошептал колдун и поднялся. В глазах – уверенность. Мужчины замерли в ожидании. Сам воздух стал недвижим: ни комары, ни мошкара не могли нарушить плавного течения звуков пророчества. – Будет битва. Враги идут убивать. Они не оставят в живых ни женщин, ни детей. Будет пролито много крови. Ради нашего дома, ради наших богов.
Только когда пророчество сказали до конца, старшина позволил себе дать ответ.
– Мы услышали волю богов. Но мы не воины.
– Укрепим стены вокруг деревни, будем отстреливаться, не подпустим врага близко, – понеслись советы со стороны глав семей.
– Если захватят, отступим в леса – там нас не победить.
– Значит, хотите воевать? – мрачно спросил старшина, поглаживая коротко стриженную бороду. Никогда не приходилось ему командовать войском и убивать людей. Исподлобья смотрел он на берёзового идола. Почему только шаман его слышит? Почему только шаман понимает приказы Юмалы?
