Кто-то
невидимый смеётся надо мной из тени. Здесь полно людей, они ходят, разговаривают,
шумят, но я всё равно слышу этот смех.
Смех.
Нет, он не ехидный,
не хитрый и, тем более, не злорадный, как мне казалось когда-то в детстве. Но и
радости в нём тоже нет. Странный смех.
Когда я
впервые его услышал?
Не помню. Я не
помню такого, чтобы, находясь здесь, не слышал его. Слышал. Но никогда не видел
того, кто смеётся. Он всегда оставался в тени. В тени домов, деревьев, гаражей,
подъездов, машин… Иногда смех доносился до меня вовсе непонятно откуда. Я
никогда не мог увидеть своего насмешника. Он всегда оставался для меня
невидимкой. Помнится, я пытался представлять его лицо, даже брался рисовать.
Бросил, потому что понял: я не знаю, кто он — ребёнок, мужчина или старик. Он
мог быть кем угодно. Он никогда не угрожал, не заманивал, он просто смеялся, но
подойти к нему было невозможно. Как только я делал шаг, он успевал исчезнуть,
скрыться. И искать его было бесполезно.
Сейчас он смеётся
из тени кирпичной пятиэтажки. Прохожие не обращают на него внимания, не слышат
невидимку. Слышу только я. Как будто смех звучит в моей голове, для меня
одного.
Хотя, если
подумать, что тут не для меня?
Для меня здесь
всё. Это мой путь. Я ходил им уже сотни раз. Каждый раз он выглядел по-другому,
по-новому, но, тем не менее, это всё тот же путь. В юности я обычно оказывался
прямо здесь, в этом дворе, но вот уже более десятка лет этот путь начинается уже
дальше, с вокзальной остановки, и я иду или еду через весь город домой. И
сегодняшнее путешествие не стало исключением.
Я не пошёл
пешком — даже здесь это слишком долго — а сел на трамвай. Там я без удивления
встретил знакомые лица коллег по работе. Некоторые узнавали меня, некоторые —
нет. Что нисколько меня не расстроило. Всё-таки это хорошо — понимать кто ты и
где ты. Поэтому и явление моего шефа в синей шапочке и с сумкой кондуктора
наперевес позабавило меня, хотя ехал я без билета и без денег. Мне было плевать
и на шефа, и на попутчиков, я сидел и просто смотрел в окно. Рельсы кружили прямо
по дворам и переулочкам, и маленькому трамвайчику приходилось буквально
протискиваться между домами. Странное это всё-таки ощущение: ехать в трамвае и
видеть, что на расстоянии вытянутой руки от тебя кто-то вывешивает бельё. Остановку
трамвай сделал только одну — перед расписными воротами детской площадки во
дворе. Здесь-то я и вышел.
Я помню этот
двор, помню все его обличья. Бетонные девятиэтажки и залитая солнцем детская площадка;
унылые хрущёвки, раздолбанный асфальт и дождь; даже страсбургские домики с
черепичной крышей и каменная мостовая — всё это он. Сегодня он прикинулся тем
самым двором, в котором я, без пяти минут юрист, в компании такой же
оперившейся зелени после государственных экзаменов глотал дешёвый портвейн
прямо из горла.
Почему именно
этот двор? Ведь в моей жизни было множество других. Более ярких, более важных,
значимых.
Хорошо, что
сейчас я понимаю — вокруг меня сон. К сожалению, редко удаётся это осознать. Но
сегодня именно такой редкий случай, который выпадает раз на миллион, и поэтому
я должен дойти до конца. Должен найти ответы на свои вопросы.
Один из них
смеётся сейчас из тени.
Но я не пойду
тебя искать, мой вечный насмешник. Не буду бегать по подъездам этого дома,
заглядывать в квартиры. Нет. Ведь тебя там всё равно не окажется. Тот, кто
смеётся, это лишь твоя тень, отголосок. А где прячешься ты? Быть может, именно
там, куда иду? В моём доме? Ведь я никогда не доходил до конца. Не успевал.
Просыпался. И ты, видя неудачу за неудачей, смеялся надо мной.
Так или иначе,
но сегодня я это узнаю. Потому что дойду. Я уже иду.
