– Дэ, – неприязненно отозвалась трубка, и Олеся вдруг оробела, почувствовав, как противной змейкой скользнул под ложечкой холодок, хотя на приветливый тон собеседника она не рассчитывала.
Но у нее не было выбора. В сложившихся обстоятельствах помочь ей мог только этот человек, источающий сейчас свеженькую враждебность. Чувство, которое Олеся умудрилась в нем вызвать, изначально к этому не стремясь, оказалось довольно стойким, судя по тому, что со знаменательного события прошло две недели.
Теперь свое «здравствуйте» он цедит сквозь зубы, но встреч не избегает. Олеся полагала: именно потому не избегает, что хочет лишний раз подчеркнуть, как она ему противна.
Он сам виноват, конечно. Потому что все испортил.
Как бы то ни было, но она должна попытаться, тем более что других идей у нее нет.
Знать бы ей тогда, к чему приведет эта попытка…
Когда вчера вечером Олеся набрала номер двоюродной сестры, желая получить подтверждение, что у Родионовых не поменялись планы на ближайшие выходные, – а они собирались прокатиться в их «ниссане» до Владимира, чтобы немного подышать русской стариной, – Танюша трубку не взяла. На вызов ответил ее супруг и Олесин зять Виталий. Он хмуро сообщил, что Татьяна в депрессии, панике и шоке. Ее заподозрили в убийстве и взяли подписку о невыезде. Позавчера весь день они оба проторчали в полиции, и Виталий не просто за компанию, а как участник событий. Там вообще были все, кто в среду тусил у Михеева.
Олеся, встревожившись не на шутку, тут же кинулась в Новые Черёмушки, где проживали в элитной высотке сестра с мужем.
С Танькой они с детсада дружили, роднее ее у Олеси никого не было, за исключением мамы, конечно, но мама – это мама, а сестра, которая к тому же лучшая подруга – совсем другое.
Дверь ей открыл Виталий. Зять был из разряда низкорослых толстяков с гладко выбритой круглой физиономией и коротко остриженными светло-русыми волосами. Он мог бы казаться комичным, если бы не жесткий взгляд серых глаз, пресекающий любые в свой адрес насмешки, и не абсолютная уверенность в себе, балансирующая на грани дурной самоуверенности.
Виталий был владельцем предприятия со штатом около сотни человек, специализирующегося на производстве медицинского оборудования. Фирма приносила неплохой доход, позволяющий держать две машины в семье, летний загородный дом, а также дающий возможность супруге не ходить на заработки, но Танька все равно продолжала настойчиво посещать агентство по подбору персонала, где за смешные деньги выполняла обязанности офис-менеджера. Мужу свое упорство она мотивировала тем, что не желает превращаться в клушу, а это непременно произойдет, когда и если она будет заниматься исключительно домашним хозяйством. Но Олесе призналась, что на самом деле хочет, чтобы Виталик видел и осознавал, что жена не какое-то никчемное барахло в халате и тапочках, а стильная и востребованная бизнес-леди с массой интересов в социуме.
Танька на семь лет была моложе своего тридцатишестилетнего супруга и выше его на пять сантиметров, имела стройную фигуру, яркие карие глаза, смеющийся рот и гипертрофированную ревность.
Переступив порог прихожей, которую хотелось именовать холлом, Олеся притормозила, заметив на полу раззявленную коробку из-под пиццы. Отодвинув ее мыском кроссовки, прошла к платяному шкафу. Спросила бесцветным тоном, пристраивая на плечики плащ:
– Почему сам не позвонил?
– А чем ты поможешь? – огрызнулся Танькин муж и добавил раздраженно: – Заходи, если пришла.
– Где виновница?
– Двигай в гостиную.
– И что она поделывает? Пьет водку и курит «Приму» одну за одной?
Еще по дороге Олеся решила, что ей следует прибегнуть к жесткой иронии, дабы прекратить Танькину многодневную истерику и таким образом привести в норму. Раньше это всегда помогало. Правда, до сих пор сестру еще ни разу не подозревали в тяжком преступлении.
Виталик на неуместный стёб родственницы жены разозлился.
– Я рад, что у тебя появился повод для острот.
– Ах, извини. Я должна была явиться с размазанной по щекам тушью и вспухшим носом. А придя, показательно разрыдаться, чтобы вы оба поняли, как я потрясена и как сопереживаю.
– А ты пришла не за этим? – съязвил зять.
– Я пришла, чтобы чем-нибудь помочь, Виталий. Выслушать вашу историю и подумать вместе с вами, чем и как. Ну, или только нам с тобой подумать, если Танька не боец сейчас.
– Она не боец, – хмуро проговорил зять. – И помочь ты нам вряд ли сможешь.
– Да? Посмотрим. Веди, где там она. Или при ней лучше не обсуждать эту тему?
– Сейчас узнаем, как лучше, – буркнул он. – Можешь не разуваться, у нас, сама видишь, какой бардак.
– Да ну перестань. Подумаешь, не пылесосили давно. Вот если бы банки из-под пива по полу катались… – небрежным тоном проговорила Олеся, заметив в коридорчике, ведущем на кухню, пару пахучих пакетов с бытовыми отходами, один из которых был заполнен теми самыми банками. – Мусор я потом вынесу. Когда домой отправлюсь.
Лучше бы молчала – у Виталия на скулах заходили желваки.
Но Олеся ничего не могла с собой поделать. Она действительно не знала, как себя вести в этой ситуации, и какие слова говорить. Ирония – это, конечно, клёво, но, сидя в мчащемся по подземке поезде и строя будущую линию поведения, мысленно проговаривая фразы и размышляя об интонациях, она плохо представляла, с какой реальностью столкнется.
