Глава 1
Смерть купца Пядникова
Ещё только начало светать, а сенная девка Палашка, неприбранная и нечёсаная, в старом кубовом сарафане, цвет которого из синего превратился в лазоревый, уже спускалась по скрипучей, пахнущей мастикой, деревянной лестнице на первый этаж пядниковского дома, где в левом крыле располагался известный на весь губернской город Татаяр и его окрестности салон восковых фигур. Скульптуры для него были куплены Иваном Христофоровичем Пядниковым, хозяином дома, несколько лет назад у какого-то немца. Сказывали, будто немец этот после сделки много и сильно радовался, – дескать, наконец-то избавился от бремени копеечного дела. Что именно заставило «сурьёзного» купца, владельца доброй половины каменоломен губернии, где добывался не только бутовый камень, а ещё и граниты и мраморы, заняться таким необычным делом – неизвестно. Многие считали – это такое чудачество, когда у человека денег много, очень хочется ему что-то купить: зудит, свербит, чешется, а что купить, не знает. Тут и появляется какой-нибудь советчик хитромордый: «А не купить ли тебе, Иван Христофорович, чучела восковые, то-то все удивятся…» – «А вот возьму и куплю! Вот возьму и куплю! Они-то думают там, что я здесь… а вот вам фигушки!» Но это, конечно же, люди додумывали; как на самом деле было, повторимся – неизвестно.
* * *
В обязанности Палашки входило каждое утро, не исключая и дня воскресного, приходить в салон и мягкой метёлкой из перьев белой цапли сметать с фигур осевшую за ночь пыль.
Работа эта ей нравилась. Палашка могла с выставленными в зале венценосными особами вести себя совершенно свободно, а порой, когда никто не видит, даже озорничать. К примеру, взять и съездить метёлкой по носу императору Рудольфу, да ещё и сказать при этом:
– Ну, что вытаращился, мусью, это я с тебя пыль сбиваю! Кабы не я, то совсем бы грязью зарос, ампиратор!
Девка вошла в салон. Осторожно ступая в темноте, направилась к шкафчику, где хранилась метёлка. Метёлка была особой гордостью Палашки; поначалу, когда салон только открылся и Иван Христофорович вручил ей это чудо расчудесное и, тяжело дыша, объяснил, что нужно делать, она не могла поверить в то, что ей доверяют это великолепие. Держала метёлку робко и торжественно, как скипетр. А потом обвыклась, поняла, что это всего лишь барская метла.
Летом Палашка никогда свечей не зажигала, на ощупь находила висящий на гвоздике ключ, вставляла в замочную скважину и отпирала шкаф. На этот раз ключ висел не на гвоздике, как прежде, а на шее у девки. Она решила носить его с собой, ей почему-то последнее время казалось, что у неё хотят украсть метёлку. Она даже сказала об этом приказчику Климу, но тот только рассмеялся.
На стенах салона, обтянутых льняными шпалерами с голландскими видами, и на стоящих в две шеренги фигурах уже лежал лёгкий розовый свет занимающейся зари, а вот пол ещё тонул во мраке. В воздухе остро пахло воском.
В шкафу ничего, кроме метёлки, не хранилось, и нужды запирать его, скажем правду, не было. Но так мог рассуждать только человек, ничего не понимающий в сохранности вещей. Палашка думала иначе. Ей казалось, что именно запирание делает её работу важнее, чем она есть на самом деле.
Свечу сенная девка не зажгла, но по салону шла уверенно. Делала это не в первый раз, и никогда с ней ничего не случалось.
Однако в то утро…
Палашка неожиданно наткнулась на что-то, лежащее под ногами, и что было в ней девичьей гордости, грохнулась на пол, едва успев подставить руки, чтобы смягчить падение.
Сначала она ругнулась, правда негромко и несильно, а так, чтобы боль спугнуть. Потом принялась шарить в темноте, пытаясь выяснить, что же такое лежит на полу, чего тут раньше не было. Ладони её легли на что-то большое и упругое. Глаза уже пообвыкли к темноте, и она, к ужасу своему, увидела: на полу, раскинув руки, точно распятое, лежит тело человека!
Пригляделась: «Так это ведь хозяин – Иван Христофорович! Неужто пьяный? Опять в салон спускался. В последнее время он каждую ночь сюда ходит, а вот спать здесь впервые улёгся».
– Иван Христофорович! – негромко позвала Палашка.
В ответ – ничего, молчал хозяин. Видно, сильно пьян был. Правда, пугало то, что дыхания не слышно, а ведь он всегда дышит, как паровая машина, да ещё храпит, так что дом содрогается. А тут – тишина…
Девка поднялась на колени, осторожно коснулась своими дрожащими пальцами руки Ивана Христофоровича и тут же отдёрнула их. Кожа хозяина была холодной, как забытый на морозе самовар. Страшная догадка поразила Палашку. Она вначале быстро, точно рак, попятилась, потом вскочила на ноги и, дико вопя, кинулась вон из салона…
* * *
Когда несколько лет назад начальник сыскной полиции барон фон Шпинне впервые переступил порог своего будущего кабинета на улице Пехотного капитана, то буквально остолбенел от его убранства. Комната была обставлена в лучших традициях купеческого рококо. Чего здесь только не было, – может быть, только клетки с двумя канарейками. Хотя, если бы в особняке нашлись канарейки, они бы тоже были здесь. Впоследствии Фома Фомич узнал, что его подчинённые, в неудержимом желании угодить будущему начальнику, собрали со всего дома всё, что им показалось достойным стоять в кабинете полковника, а что не вошло, они разместили в коридоре вдоль стены. Это вызвало у начальника неудержимый смех, жизнерадостный и громкий. Даже зеленщик из лавки напротив выбежал на улицу – не случилось ли чего?