Кабинет Варда (тогда я еще, разумеется, называла его «менейер[1] Лейдеман») находился в узком доме на канале, на третьем этаже. Наверх вела шикарная лестница, вся в сером мраморе и достаточно широкая для двоих, но, само собой, я не стала подниматься рядом с ним, а пошла следом. Из уважения, наверняка подумал он. Что ж, я бы так не сказала, мне всего лишь хотелось повнимательнее его рассмотреть, понять, что он за человек. Какие носит носки. Стоптаны ли подошвы на ботинках. Легко ли поднимается по ступенькам и не появляется ли у него при этом одышка. Был бы он помоложе, я бы и фигуру его рассмотрела – не люблю людей, которые не следят за собой.
Вынуждена признать, для своего возраста он был в хорошей форме. Быстро поднялся по первой лестнице, да и на второй, деревянной, ни разу не остановился, чтобы перевести дыхание. Здесь было не так просторно, но и эта лестница все еще выглядела прилично, хотя на ступеньках и лежала допотопная ковровая дорожка (как можно держать в доме такое старье?). А вот третья лестница, уходившая вверх практически вертикально, находилась в плачевном состоянии. Ее выкрасили в светло-желтый, и, наверное, предполагалось, что так станет повеселее, но не тут-то было: вид у нее был совершенно убогий. Казалось, что перила отвалятся, стоит опереться на них всем телом.
– Прошу, проходите, Одри.
Прошу, проходите… Откуда он такой взялся-то? Из средневековья?
Вард вжался в стенку, так как отойти дальше ему не позволяли крохотные размеры лестничной клетки, открыл дверь и пропустил меня вперед.
Очередной джентльмен. Спасибо, не надо.
Кабинет был ничего такой. Светлый и, слава богу, безо всякого барахла, которое обожают складировать старики.
– Теперь понятно, почему мне пришлось так долго ждать, – сказала я.
Он не понял моего комментария.
– Снаружи, у входа, – пояснила я. – Пока дверь не открылась. Еще чуть-чуть, и я бы ушла.
– Не жалеешь, что осталась? – спросил он, указывая на кресло и приглашая меня сесть. Точнее, он показал на два кресла, предлагая выбрать: плетеное с прямой спинкой или белое дизайнерское.
– Подозреваю, вы в курсе, что это была не моя идея, – ответила я, опускаясь в мягкое белое кресло.
– Тебя заставили прийти сюда. – Да, он все правильно понял.
Он взял со стола блокнот, подвинул свое серо-голубое рабочее кресло на середину кабинета, поставив его прямо напротив меня и сел. Слишком близко, как мне показалось, но, к счастью, тут пришло какое-то сообщение, избавив меня от необходимости смотреть собеседнику прямо в глаза.
– Можешь, пожалуйста, выключить телефон?
– Выключить?
– Выключить, – спокойно повторил он.
– Но я никогда не выключаю телефон. – Мое заявление не произвело на него особого впечатления, поэтому я добавила: – Вы отстали от жизни. Так уже никто не делает.
– А здесь делает, – улыбнулся он. – Одри, это твое время. Только твое, не чье-то еще. Выключая свой телефон, ты ставишь себя на первое место, а мне кажется, это отличное начало для нашей совместной работы.
– Я выключу звук, – вздохнула я.
Лейдеман не соглашался:
– Нет, телефон.
Опять со своей улыбочкой. Невыносимо. И все же я послушалась. Мне не хотелось сразу ссориться, ведь он наверняка станет докладывать папе обо всем, что ему не понравится. Оставшись без телефона, я страшно занервничала.
– Прекрасно, спасибо.
«Если мне придется и дальше лицезреть эту улыбочку, меня стошнит», – подумала я.
Мы долго сидели молча. Я осмотрелась по сторонам, но глазу было не за что зацепиться: крыши домов на другой стороне улицы, самолет высоко в небе; хм, наверное, забит под завязку и летит в жаркие страны, а пассажиры скоро будут про хлаждаться под пальмами, попивая коктейли. Мысли унесли меня куда-то прочь, пока вдруг я не осознала, что молчим мы уже неприлично долго.
«Интересно, он так и смотрит на меня со своей дурацкой улыбочкой?» – подумала я, но, покосившись, поймала его серьезный взгляд. Смотрел Лейдеман не на меня, а на зеленую ручку с каким-то логотипом.
– Одри, зачем ты здесь? – внезапно спросил он.
– Как будто вы не знаете.
– Хотелось бы услышать твою версию.
– Я здесь, потому что отец сказал: «Выбирай, – ответила я, стараясь не показывать эмоций, – либо опять в церковь, либо к психиатру». Вуаля, так я и оказалась здесь.
– К психотерапевту, – поправил он, что-то записывая.
– Что, простите?
– К психотерапевту, не психиатру. Ты часто ходила в церковь?
– А какая разница?
– Разница? А, ты об этом… Психиатр – это врач, он тоже разговаривает с пациентом, но, в отличие от психотерапевта, может выписывать лекарства. Ты часто ходила в церковь?
– А, значит, вы можете только разговаривать.
– И слушать.
«Это все могут», – чуть не вырвалось у меня, но тут я вспомнила об отце. Стоит мне заговорить, отец сразу вставляет свои пять копеек, разумеется, ведь он же у нас самый умный. Хорошо, а Александр? Хотя… честно говоря, это не его сильная сторона. Но ему за это и не платят, в отличие от Лейдемана.
