Она
– Мир – это иллюзия, сон – это иллюзия, – сказал он и, посмотрев на меня, добавил: – Иногда прекрасная, но все-таки это так.
– Мир или сон? – переспросила я. Сама даже не зная зачем спрашивала, но как будто в этом уточнении, где-то здесь был важный для меня момент. Возможно, ответ на тот вопрос, который я никак не могу решиться задать. Не только ему, но даже самой себе. Он все еще смотрел на меня. Его глаза были теплыми, лучистыми, а взгляд мягкий и нежный.
– Для тебя это, собственно, все равно. Все одинаково и значения не имеет, – мягко сказал он.
– Что не имеет значения? – не поняв, переспросила я.
– Царство сновидений. Ты и так в нем всегда прибываешь. И, можно сказать, что и не спишь вовсе. Даже если думаешь, что спишь. – И он махнул рукой в мою сторону. Этот жест означал, да что там объяснять, с тобой и так все ясно.
– Как не сплю, если сплю? – возразила я.
Я не понимала, о чем мы говорим, – о сне или о жизни. Не сплю я или не живу? О чем речь и что он, собственно, имеет в виду? Из-за этих мыслей на моем лице застыло странное выражение. Я чувствовала его сама, но никак не могла стряхнуть с лица.
Он улыбнулся и, подтянув меня к себе, добавил:
– Спишь-спишь…
Он растягивал слова так, что в конце повисло троеточие. Это еще больше сбивало с толку.
Ничего, кроме иронии, я не могла получить от этого человека, как ни пыталась. Ни одного стоящего ответа на мои законные вопросы еще ни разу не последовало. И чем дальше все двигалось, тем острее я осознавала, что являю себя только игрушкой в этих руках. Может быть, приятной, любимой, но игрушкой. Вот это-то срочно нуждалось в исправлении. Нужно было заявить свои права, топнуть ножкой и потребовать объяснений.
Но как? Он всегда все делал как хотел. Говорил что хотел, делал что хотел, исчезал когда хотел и появлялся так же. Не в буквальном смысле, конечно, в воздухе он не таял. Но иногда пропадал так, что, казалось, имел навык проваливаться сквозь землю по своему желанию. Из всего этого вытекало мое нынешнее состояние.
По сути говоря, я была абсолютно измотана течением наших отношений. Которые длились уже более двух с лишним… Ох, даже не хочется думать, что так долго. Прервала я свои мысли. Вот я завязла! И безнадежно вздохнула.
– Дурашка, – ласково сказал он, обращаясь ко мне. По-видимому, реагируя на мой вздох отчаянья.
Понимая всю безысходность своего положения, я все ровно настраивала себя на борьбу со всем этим. Я должна была давно уже что-то сделать, что-то предпринять. Но я даже обидеться была на него не в силах. А он волей или неволей, но только чинил мне поминутные препятствия. Он предугадывал мое настроение, мои желания, расписание моего дня. И мог найти и находил меня всегда и всюду, куда бы я ни оправлялась. И мало-помалу я уже перестала чему-нибудь удивляться, связанному с этим человеком, а только впадала в некое оцепенение, от его новых выходок.
Он
Я посмотрел на нее, она была прекрасна, как всегда. В антураже этой скудно обставленной квартиренки, лежа на скрипучей кровати и страдая от неразгаданных загадок, которые сама себе и напридумывала.
Она была так хороша сейчас, что я невольно задался мыслью о том, какое у нее было детство, какие у нее родители и как вышло так, что вот она сейчас здесь со мной. Я всмотрелся в ее большие задумчивые глаза, и у меня проскочила мысль: «Как будто ее кто-то выдумал специально для тебя».
Ах! Ну вот я и сам стал забываться, кто я и откуда. И главное – кто она и почему здесь. Тут с ней все было таким реальным, что порой я верил в этот глюк как в самую настоящую реальность. И временами ту, другую, реальность признавать ни в какую не хотел.
За окном наступило утро. Об этом говорил струившийся свет из окна и запах свежести, тянувшийся из открытой форточки. Я посмотрел на кусочек неба, вырисовывавшийся из него, а потом снова на девушку. Была необыкновенная тишина. Тишина в преддверии чего-то.
Я, забыв обо всем на свете, опять залюбовался ею. Как же ей шло раннее утро. Она сама была похожа на утро. Ее нежные васильковые глаза, рваная челка и прямые волосы, которые спадали на хрупкие белые плечи, на которых темнели крошечные родинки. Она хмурилась и закусывала губу.
Когда она о чем-то усиленно думала, то теребила нижнюю губу маленького, тонкого ротика и морщила лоб от переизбытка сомнений.
Сейчас как раз был такой момент. Она думала о себе, обо мне и о нас. Впрочем, как всегда.
Я точно знал, что сейчас она снова пытается меня разгадать, пытается додуматься, дойти до ответа. Но этому никак нельзя случиться, а значит, мне пора уходить. Пора возвращаться.
Нагнувшись, я поцеловал ее в плечико, но она даже не пошевелилась, а так и осталась лежать. Лежать на животе и подпирать руками голову. Закутанная в простынку и окутанная облаком тревожных мыслей, она почти не заметила моего прикосновения. Тогда я тихонько встал с кровати, бесцельно выглянул в окно. Бесцельно, потому что на улицу мне выходить не придется. Потом я сделал пару шагов к проему из комнаты, а затем устремил свои мысли в направлении к выходу, уже из самой квартиры.
Квартиры, которая находилась на последнем этаже маленькой, невзрачной, серой пятиэтажки, лифта не было и в помине. Архитектор, видите ли, не предусмотрел, что людям как-то нужно доставлять себя и вещи на пятый этаж. Милана, каждый раз таская по лестнице наверх авоську с продуктами, отчаянно мечтала о ковре-самолете или о перемещении, но никогда не жаловалась. Она вообще не жаловалась – не то было в ее характере, и это ей ужасно льстило. Сильная, задумчивая, нежная и хрупкая девушка – такой я тебя и представлял.
