Ничего не предвещало
Таиланд 2013 год
– Добрый день. Господин Голицын? Я нотариус Орсини по делу о наследстве вашего дяди и вы…
– …л-я-я! Сволочи! И сюда уже добрались с этим долбаным наследством!
Я отшвырнул мобильный и застонал. От собственного вопля в голове взорвалась ядрёная бомба. Ну что такое, а? Спал, никого не трогал, так нет же!
Я перекатился на другой бок и обнаружил, что не один в постели. Старательно проморгался. Вытянул руку и неуверенно потыкал пальцем в холмик под простыней. Холмик недовольно забурчал, пошел тектоническими сдвигами, простыня сползла. Я увидел смуглое лицо в обрамлении тугих кудряшек и понял, что ничего не понял.
– Алле, гараж! Ты кто?
Нет ответа. Ну и черт с ней, пусть дрыхнет. Как же ее… Бунси-Фунси, как то так. Кажется, в баре вчера подцепил. Жениться вам надо, барин, и пить поменьше. А еще надо поднять задницу и сходить проверить “Корсара”, может какой-никакой клиент набежал, дайвинга жаждет, ждёт-пождёт. Хоть пару пиастров заработать. Пусть и не сезон нынче в тайских пенатах, но вдруг?
Я медленно сполз с кровати, дошлепал до ванной, старательно не глядя в зеркало. И так известно, что я там увижу: отёкшую рожу в декоре недельной щетины, старый шрам, рассекающий левую бровь. Кто ? Где я? Зачем я? Как в том анекдоте – и почему, я, сука, ёж? На самом деле, это самый главный вопрос последних пяти лет – кто я и зачем? Камо грядеши, Санчес? Для чего небо коптишь? Нет, слишком безнадежные вопросы для и без того сложного утра…
Слегка придя в равновесие с собой и миром после ледяного обливания, я выбрался с кофе из своего домика, “картон массив”, как называла его прежняя подруга дней моих, француженка Маню. Зато этот “картон массив” прямо на пляже, с видом на мой синий катер и пустоту рядом с ним. Что-то стало холодать, клиента нынче не видать…
Славная Маню. Так и не дождалась, пока я заработаю на нормальные “апартаменты” и укатила с более перспективным туристом-бритишем.
Я поперхнулся кофе. А тот тип в мобильном ведь по-французски говорил! А я, тормоз, спросонья и не… Хотя странно, наследство эфиопского дядюшки обычно втюхивается на английском. И притом – никогда по телефону, а вот в почте этот неубиваемый спам уже сколько лет процветает.
– Эу, Санчес!
Черт! Прятаться за пальму поздно… Абориген Кай, хозяин пляжного бара, приближался неумолимо, как цунами. Последний месяц он поил меня в кредит по старой памяти.
– Слышь, Кай, пиастров нету! Сам видишь, ноль желающих понырять.
Кай почесал одной босой ногой другую:
– Эу, Корсар, ты все клиенты пугать. Зачем вчера морду бить в баре? Русскому бить зачем, когда свой?
Я искоса глянул на сбитые костяшки своей правой. Вон оно что, а я-то с утра голову ломал.
– Он был невежлив с дамой. И это, Кай… катись со своими проповедями, а?
– Я катись, когда ты долг давай! – оживился абориген. – А то выпивка больше нет!
Я мысленно перебрал свое хилое имущество в поисках чего-нибудь ненужного. Про катер и речи быть не может. Моя прелесть. А что тогда? Костюм, ласты, баллоны? Это нужное, не сейчас, так хоть в перспективе. А вот камера… Вполне обойдусь.
– Кай, ты еще хочешь мой “Canon”?
– Хочешь, да! – Кай обрадованно почесал пузо и протянул руку: – Давать!
Я сходил за камерой, попутно обнаружив, что девица уже куда-то испарилась из моей постели. Ну и скатертью дорога… Кай в обнимку с вожделенной “зеркалкой” уковылял к себе, радушно пригласив забегать вечерком.
Скрестив ноги, я опустился на песок, проводил взглядом стройную девчонку в нано-шортах, бегущую вдоль шелестящего прибоя. Солнце жарило от души, кучевые облака сбивались в причудливые фигуры. Одно облако слева отбилось от стаи, растянулось, завилось кольцом и вдруг молниеносно превратилось в отчетливый кошачий силуэт с острыми ушами и задранным к небу хвостом. Я поморгал и потряс головой. Кошачий силуэт превратился в указующий за горизонт огромный перст.
Как же достала эта жара. В Россию бы сейчас, в утреннюю свежесть. Друзей повидать, родительские могилы навестить. Но в Россию путь мне заказан, такое не прощают… Сам выбрал, товарищ офицер. Вот и сиди теперь, пялься в небо, думай о смыслах и о том, где их искать…
В кармане шортов припадочно задергался телефон, зашелся чаячим рингтоном.
– А, чтоб тебя! Алле?
Тот же спамер быстро говорил теперь по-английски (ага! спохватился!) но все равно с отчетливым французским акцентом:
– Пожалуйста, не отключайтесь! Прежде выслушайте! Я нотариус Орсини, я писал вам несколько раз, проверьте почту, проверьте спам! Перезвоните мне сами, в конце концов, на номер нашей конторы в Бастии! Бастия – это Корсика… Алло? Вы меня слышите?
Я слышал. Да…что-то такое в почте я видел мельком и сразу удалял. Какие, к черу, в наше время дядюшки с наследством на Корсике? А также в Нигерии, Эфиопии, далее везде.
– У меня нет никого на Корсике, вы ошиблись.
– Мсье, вы Голицын Александр Александрович? Родились в 1982 году, отца звали Александр Андреевич, все верно? – настаивал Орсини, мучительно спотыкаясь на “ц” и “ч” и протяжно выводя гласные, фамилия в его исполнении звучала как “Га-а-алицын”.
– Верно, но дяди у меня нет и не было.