Бачков, медбрат (симпатичный, высокий, спортивного вида мужчина 30-ти лет):
Подъём! Вставайте, придурки, быстро убрать кровати, одеться, умыться… Воронин, кончай дрочить, вставай драить пол!
Воронин (крупный мужчина лет тридцати с лишним): Обижаешь, начальник, я ж играю утреннюю побудку!
Имитирует звук горна.
Общий смех, затем кто-то: Он не встанет, пока у него стоит!
Бачков: Воронин, я кому сказал? Быстро швабру в руки!
Воронин, громко выпустив газы, и вызвав тем самым новый смех: Извини, начальник, но драить пол – не дрочить, тут нужна очередь!
Бачков: А чья очередь?
Воронин: Видишь в углу нового придурка?
Бачков, обращаясь к Андрею: Это тебя вчера вечером менты доставили? Зовут Андрей?
Андрей (парень 27 лет): Да.
Бачков, протяжно свистнув: Я только что читал твои бумаги, это правда? Там написано…
Андрей в полголоса: Не смотри, что пишут – смотри, что делают…
Бачков: Да? Ну, честно говоря, я повидал достаточно, чтобы не совать свой нос не в свои дела. Короче, мистер Шпион, сегодня ваша очередь мыть полы. Вот, получите ведро и швабру.
Саша (парень 27 лет с внимательным, настороженным взглядом, характерным для бывалого зека), наблюдая за неуклюжими движениями моющего, спросил негромко: Первый раз?
Андрей: Не совсем. Четыре года назад проходил экспертизу в московском дурдоме на улице 8-го Марта.
Саша: За что?
Андрей: За посольство США…
Саша: Хотел эмигрировать?
Андрей: Не совсем, это длинная история…
В.В. (Виктор Васильевич – худощавый симпатичный мужчина 45 лет с необычайно живыми глазами): Для того у нас и дурдома, чтобы любую длинную историю сделать короче. А раз уж ты идешь, как я понял, по списку КГБ, то твои визиты сюда неизбежно станут регулярными: партийный съезд, игры доброй воли или, как сейчас, международный фестиваль молодежи…, словом, добро пожаловать, граждане клеветники, отщепенцы и изменники!
Саша: Да, братан, надо было на этот период свалить куда-то из дома.
Андрей: Я не знал, вернее, меня уверяли, что если я буду сидеть тихо и не высовываться, то всё забудется, и меня оставят в покое.
В.В.: Ну, рассчитывать на такие заверения крайне наивно. Они никогда не забудут, и уж тем более не оставят в покое. Ведь они этим живут.
Андрей: Почему? Разве в их интересах плодить себе врагов?
В.В.: «Друзья – враги» – это детские понятия из розового мира Романтизма. В сумрачном же мире политики есть лишь понятия «полезно-бесполезно», им и оперируют взрослые дяди. И если в тебе найдут хоть какой-то прок, то на тебя тут же навесят ярлык «друг» или «враг» – это в зависимости от того, как им тебя будет удобнее эксплуатировать. И им абсолютно наплевать, на чьей ты стороне и за чью команду будешь играть, главное – чтобы принимал их правила игры, а уж поиметь они тебя всегда поимеют.
Андрей, с вызовом: Это почему же?
В.В.: Потому что, в чьей бы команде ты ни был, как хорошо бы ни играл, бить в конечном итоге приходится в одни ворота.
Тупиков (пожилой степенного вида мужчина), ухмыляясь: Виктор Васильевич у нас философ. За философствования сюда и угодил.
В.В.: Да нет, я не философ. Я долго занимался йогой, пока не достиг просветления, потом написал книгу…
Тупиков: Теперь психиатры пишут на неё рецензию, а там, если автор не угомонится, глядишь, и «издатель» гонорар отвалит. И будете вы, Виктор Васильевич, жить, как у Христа за пазухой, в Сычевке или Казани, на вечной койке.
В.В.: Ну, я, Николай Иванович, ни от тюрьмы, ни от сумы никогда не отказывался. А потом писать можно и на вечной койке.
Андрейи Саша дружно хмыкнули, после чего Саша заметил: За твою пургу, Витя, тебе такой режим там пропишут, ты не только писать – читать разучишься.
В.В.: Насколько я знаю, Порфирий Иванов, когда сидел в Казани, имел возможность писать свои вещи.
Саша: А это кто?
В.В.: Русский народный целитель, йог.
Тупиков: Виктор Васильевич, Иванов не мешал народное целительство с политикой.
